Двое: я и моя тень (СИ)

Он замахнулся, сжав пальцы в кулак, но Джокер легко, почти танцуя, отпрянул, снял лом с плеча и замахнулся. И снова засмеялся, выпуская на волю радостный смех, наполняя им стены, позволяя тусклому свету оседать на мелодию, идущую из самого сердца. Кейси поскользнулся, когда язык лома впился ему в шею, ударился о косяк и завалился. Схватился за горло, удивлённо глядя на пол, быстро окрашивающийся в красный, и тяжело дышал, хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Джокер зачесал волосы назад, утопив пятерню в изумрудной шевелюре, и тряхнул головой. Кейси сдохнет, Джокера это вдохновляло. Смерть. Кровь. Разве это не прекрасно? И он замахнулся опять. Кейси вскрикнул, закрылся ладонью, но лом, перепачканный кровью Боба, пробил руку. Джокер оскалился, прислушался к музыке внутри себя и занёс руку над головой.

***

Весь день Лизи не знала, куда себя деть: Артур оставил ключ под ковриком на случай, если ей станет страшно в своей квартире. И хотя он обещал, что бояться нечего, страх не отступал. Ни на шаг. Даже если нужно было всего лишь дойти из комнаты до кухни, Лизи оборачивалась, отчего-то вздрагивала, и страх обнимал за плечи, ложился серым саваном и молчал.

До обеда она пробыла у Артура: обнимаясь с подушкой, на которой он спал, и представляла, что Артур рядом. А после полудня Лизи заставила себя вылезти из кровати, заварила кофе, пощёлкала по каналам. Ничего интересного. Телевизор никогда не мог взять Лизи в заложники и сделать своей, она не поддавалась, всегда находились дела поважнее какого-нибудь вечернего шоу.

Могла, конечно, включить новости, фильм, уделить им немного времени своей жизни и так же легко выключить.

«…мы прерываемся на экстренные новости. Вчера в аэропорту «АэроХаус Готэм Сити» при взлёте взорвался самолёт. Страшная трагедия унесла жизни…» Лизи выключила телевизор и вздохнула.

Пора бы уже к себе. До вечера она прибиралась, приводила в порядок ванную комнату: закинула в стирку одежду, выбросила рваную кофту. Полицейский знатно натоптал: песок, засохшие грязные следы.

Нужно было сходить в магазин и в аптеку, и Лизи набиралась сил, чтобы выбраться из квартиры и предстать перед городом. Беззащитная, обнажённая душа. Лизи бросало в дрожь от мысли, что ей нужно выйти на улицу. Одной.

Артур обещал, что бояться нечего, но Лизи всё равно боялась. Боялась, что те твари придут к ней, ведь они теперь знали её адрес. И взгляд постоянно возвращался к двери, Лизи превратилась в слух, вздрагивала от любого шороха. Хотелось бросить всё и уйти обратно к Артуру, отсидеться у него. Сердце рвалось туда, но постоянно проскальзывала мысль: если она сдастся, то так и будет прятаться всю жизнь.

Через час Лизи всё-таки сдалась и твёрдо решила, что после аптеки и магазина уйдёт к Артуру. В конце концов, что в этом плохого? Нет, она не спрячется, она спасётся. Это разные вещи.

Когда сумерки коснулись крыш города, Лизи решилась. Она сунула в карман джинсов несколько купюр и ключи, а рюкзак и ключи от квартиры Артура положила на диван. Ничего сложного: она вернётся, разложит покупки, заберёт вещи и уйдёт к Артуру. Всё просто. Ведь так? Раз всё так легко, тогда какого чёрта озноб то и дело возвращался и прокатывался волной по телу? Не от страха ли так колотилось сердце, стоило только подумать об улице и одиночестве?

Пальцы не слушались, и Лизи кое-как закрыла дверь, а потом стояла так несколько секунд — или минут? — и не решалась. До лифта — по коридору прямо, шесть пролётов вниз, выйти из клетки, и вот она, улица, шумная, грязная, неприветливая. И переулки, один за другим, скалились, уговаривали завернуть — ненадолго, всего на чуть-чуть. Чего мяться? Лизи как во сне шагнула к лифту, не веря, что она всё-таки смогла. Кнопка вызова звякнула, возвещая о неизбежности поездки. Тяжёлый «гроб на колёсиках» гремел, спускаясь сверху и нагнетая ещё больше ужаса. Ближе. Громче. Треск и скрежет сопровождали лифт, как в фильме ужасов, вот только это не кино, а жизнь. А на улице не призраки и не голодные полуразложившиеся отупелые зомби, а самые настоящие люди.

Лизи закрыла глаза. Казалось, что её окружили тени, они танцевали, вертелись, выходили из стен и сквозняком касались её рук. Мерещилось, что все они — её собственные, что это она их отбрасывала. Голова закружилась. Лизи хотела развернуться и уйти, спрятаться в квартире Артура и ждать чего-то непонятного. Позволить панике обнять себя, убаюкать, слушать её сводящие с ума сказки, но лифт тяжело остановился, натужно скрипнув, и дверь его открылась, недружелюбно приглашая внутрь. Лизи разомкнула веки и глянула на стоящую в углу немолодую женщину, смотрящую в никуда.