Двое: я и моя тень (СИ)

Лизи посмотрела на табличку: Чак Рубне. Теперь он рассматривал лицо Лизи: без всякого участия, будто он здесь, но в то же время где-то далеко, точно не в Готэме. Наверное, пациенты с синяками тут нередкие гости, раз он ни о чём не спросил. Энн отправила бы Лизи к терапевту, хотя нет: сначала к наркологу, а уже потом, если бы анализы ничего не показали, к терапевту.

— Мне нужны лекарства, у меня осталось на пять дней.

Лизи протянула листок из регистратуры.

Чак цокнул языком, пробежался глазами по листку, потом порылся в шуршащих бумагах, полистал карточку, шумно выдохнул и изобразил неприветливую улыбку. И тут же стёр её с лица.

— Ничем не могу помочь.

Лизи кашлянула, протянула «А-а-а… м-м-м», явно рассчитывая на другой ответ. Да, отказ вполне ожидаем, но разве перед этим не нужно спросить, в чём дело? Почему пациентка пришла за лекарствами? Наверное, на её лице смятение было написано куда красноречивее, чем это сделали бы за неё слова вкупе с синяками и ссадинами. Чак побарабанил пальцами по столу, негромко стукнул ладонью по карточке.

— Ты меня пойми правильно, ладно? Ты пришла к психиатру и… Не, давай по-другому: на тебе лица нет, ты себя в зеркало-то видела? — он посмотрел на титульный лист, пробежался по нему в поисках имени и закончил: — Бет. Элизабет? Я попрошу клерка внести правки.

Лизи покачала головой:

— Нет, не Элизабет. И не Бет.* Я Лизи.

Чак пожал плечами:

— Но по документам ты вроде Бет. Бетти.

Лизи вздохнула:

— Мисс Мозес знала, что я не люблю, когда меня называют Бет. У неё должны быть записи, она вела их на имя Лизи.

«Ага», — хмыкнул Чак, но в карточку больше не заглянул. Лизи зажмурилась, вздохнула и покачала головой. Бред какой-то. Придурок. Просто выпиши лекарства, освободи нас обоих от этого дурацкого нелепого разговора.

— Мою бабушку звали Лизи, она меня воспитала. Вырастила. А родители меня назвали Бет. Наверное, теперь у вас не должно быть ко мне вопросов, потому что я к вам пришла не имя своё обсуждать.

— Послушай, давай уже не будем ходить вокруг да около, хватит ломать комедию. Ты долбаная наркоманка — мы оба это понимаем — пришла ко мне за дозой, разыгрываешь тут раздвоение личности: то ты — это ты, то ты — какая-то бабушка. Не-не-не, это не прокатит, я раскалывал актёров и получше тебя. Избитая, обдолбанная… Вали-ка ты отсюда, пока я не вызвал копов. И чтобы две недели я тебя тут не видел. Поняла? Придёшь через две недели, выпишу тебе колёса, а сейчас вали.

Слова провалились в горло и утонули, Лизи не верила своим ушам. Ей хотелось вскочить и завопить, ударить Чака по его тупой башке и спросить: как ей теперь справляться с паническими атаками? Как прожить эти, мать их, две недели? А не засунул бы он их себе в задницу? Мудак!

— Вали я сказал! — рявкнул Чак.

Вся злость вдруг разом пропала. Лопнула. Лизи неуверенно поднялась со стула, и, запинаясь, поскорее вышла из кабинета. Хлопнула дверью, — бах! — и ярость вернулась обратно. Вялая апатия, обыкновенно накатывающая в кабинете психиатра, вдруг осыпалась, захотелось влететь в кабинет, схватить Чака за грудки и вдарить ему. Разбить его идеальный нос, за который он отвалил, наверное, уйму бабла. Лучше бы накачал себе мозгов!

Или забрать у него свою карточку и порвать её к чёрту, забыть дорогу в эту сраную клинику, а потом пойти и повеситься.

Урод.

И мисс Мозес не позвонить: Лизи прикреплена к этому участку, состояла на учёте с кучей диагнозов, которых у неё на самом деле не было. Ни одного. Ни шизофрении, ни раздвоения личности. Ничего, сукины вы дети! Может, мисс Мозес и депрессию выдумала. У кого ни разу не возникало мысли сигануть из окна или пустить себе пулю в лоб, потому что долбаная жизнь — та ещё сука? Дерьмо. Теперь Лизи понимала, что зря тогда поплелась к психиатру: надеялась, что ей помогут. Чем? В этом сумасшедшем мире Джокер ей помогал куда больше, чем все эти бесчувственные уроды.

Хороша шутка: Джокер сам загнал её в это состояние и сам же из него вытаскивал. Охренеть как смешно. Оборжаться просто.

Дома Лизи в очередной раз поставила перед собой баночку на стол и высыпала содержимое. Десять таблеток. Это либо десять дней полной апатии, страшных глюков, которые не такие уж и страшные, потому что одна таблетка притормозит внутренних демонов, но не засунет их обратно в ад. Либо это пять дней, полных охрененного безразличия, с нормальным сном и относительно хорошим настроением. Можно пять дней наслаждаться жизнью, а потом сунуть голову в петлю, а можно десять дней охреневать от пиздеца в голове и в итоге всё равно сунуть её в петлю. День так на шестой.

А ещё можно пойти скользким путём и найти дилера, который станет лапочкой-суперменом, приносящим колёса.

Итого есть выбор из трёх дорожек, и каждая просто жесть, а последняя так вообще самоубийство в квадрате, помноженное на само себя трижды. Связаться с мафией — всё равно что подписать себе смертный приговор, свернуть его трубочкой и обвязать розовой ленточкой.

Нихрена не клёво.