Двое: я и моя тень (СИ)

Лизи настояла на том, что Джером не мог в любое время дня и ночи выйти на неё и оставаться при этом безучастным: с этого дня он пообещал не врываться в её жизнь, не подвергать опасности и не подставлять под удар. Они условились, что если кто-то из них захочет выйти на связь, то может оставить открытку на бывшей обувной фабрике, ныне тоже переоборудованной под офисный центр. Детектив пообещал арендовать там небольшое местечко, чтобы повесить ящик для корреспонденции «Эрни Ко». Недалеко от работы Лизи, после которой она спокойно могла заглядывать туда — Итан не будет возражать, а для отвода глаз Лизи станет подписывать открытки «для Марты». Джокер не заподозрит неладное.

А ещё она решила проверить, может ли доверять Итану: с утра, пока он вёз её на работу, попросила его, чтобы он не приезжал вечером. «Заскочу к подруге», — как бы невзначай сказала она. И если завтра-послезавтра её милый Джокер устроит ей взбучку, стало быть, Итан — не та пташка, при которой можно преспокойно развязывать язык. Суть не в том, что она куда-то отлучилась, а в том, что опять пошла наперекор: Итан вполне мог бы ждать её сколько угодно, даже если она решила бы остаться у подруги ночевать. Мальчик на побегушках — сторожевой пёс, а кусать хозяйскую руку, которая его не только кормит, но и может задушить, не очень умно. Но Лизи рискнула. К тому же это Итану Джокер указ, а ей нет.

После кофе они с детективом ещё немного поговорили, непринуждённая беседа о делах насущных. О Готэме, о полиции.

После окончания беседы Джером поднялся из-за стола первым, надел куртку на искусственном меху и, не прощаясь, неспешно вышел из кафе. Лизи махнула официанту и заказала ещё чаю с лимоном и чизкейк. Особо торопиться было некуда, Артур придёт только часа через полтора-два, так что всё это время в полном расположении Лизи.

Почти сразу же, как ушёл детектив, за столик присел паренёк и сложил перед собой руки в замок. Чуть подался вперёд и, не моргая, посмотрел перед собой. Молодой, может, лет двадцать пять — плюс-минус, над верхней губой светлый пушок вместо усов, болезненно-бледная кожа, а глаза как два уголька.

— Я тебя знаю, — прошептал он. — Ты девчонка Джокера.

Лизи напряглась, но постаралась не выдать волнения. Пожала плечами, дескать, ну и что с того?

— Короче… — он стрельнул глазами по сторонам. — Типа ты с копом мутишь что-то. Хер знает что. Может, ты его подстилка, может, ты про босса инфу сливаешь… Сечёшь?

Он заглянул под стол, и Лизи вздрогнула.

— Ножки вроде что надо. Короче так, птичка-невеличка, — он всё так же тихо шептал, Лизи почти читала по губам. — Сейчас поедем ко мне, я тебя попробую во все дырки, а взамен ничего не расскажу боссу. Не сдам тебя. Но это ещё не всё, за молчание придётся дорого заплатить: поработаешь немного на меня, раз ты такая умница, есть пару дел, которые ты поможешь решить.

Он хихикнул в кулак, и глаза его заблестели, будто он только что выдал какую-то хохму.

Лизи сжала пальцы на обжигающе горячей кружке, не обращая внимания на нестерпимый жар. В горле пересохло, а в голове вспыхнула такая паника, что сначала появилась мысль пойти и броситься под машину, чтобы её размазало по асфальту, но почти сразу голова заработала в нужном направлении. Спастись любой ценой.

— К тебе не поеду, — Лизи не верила, что это её голос звучал над столом. Она накрыла руку парня ладонью и сухо продолжила: — Поехали ко мне.

Они ехали в поезде, и парень всё время ёрзал на сиденье, будто у него в заднице засела спица и мешала остановиться хотя бы на секунду. Иногда он потирал пах, и Лизи краем глаза увидела, что у него стояк. Мудак, видно, воображал предстоящий трах, смаковал в подробностях.

Джокер размажет гадёныша, мокрого места от него не оставит, да вот беда: сучонок перед смертью всё выложит. И тогда Джокер примется за неё.

Лизи не могла этого допустить, но и плана у неё не было: что делать дальше? Неужели она правда приведёт этого говнюка к себе домой? Вряд ли Артур что-то сможет сделать с этим утырком. Тогда какого хрена она тащит молокососа за собой? Он всё так же сидел рядом и пыхтел, сопел, что-то мычал себе под нос, до ушей долетали лишь обрывки фраз: сальные, пошлые, ужасные. Лизи словно потеряла связь с миром, сердце то словно звенело набатом в груди, то ухало и замирало. И как они сошли с поезда — Лизи тоже не помнила. И ног не чувствовала, вообще ничего не ощущала: ни жизни, ни мира вокруг, всё как исчезло. Земля ушла из-под ног, и одним только богам известно, как она не упала и не потеряла сознание или вовсе не умерла от волнения.

— Как тебя зовут? — замогильным голосом спросила Лизи, всё ещё не в силах смириться с крахом.

— Бен, — легко ответил парень.

— Бен, — эхом повторила Лизи.