Двое: я и моя тень (СИ)

— Ты всё, что у меня есть, и мне больше ничего не нужно, — промурлыкал и снова поцеловал. И вдруг встрепенулся, на его лице заострилось удивление, и он добавил: — Я много раз представлял, как буду играть с сыном. Или с дочкой. Как показывал бы разные фокусы, а иногда даже брал бы с собой на работу.

Артур осёкся и виновато посмотрел на Лизи. Конечно, он имел в виду прошлую работу. Чудаковатое название было у заведения: то ли «Хи-хи», то ли «Хо-хо».

— Никогда не поздно начать с начала, у каждого есть шанс на чистый лист, — попыталась поддержать Артура Лизи, но голос всё равно дрогнул.

— Я и ты. Мы, — Артур попробовал диковинные слова на вкус, примеряя их на себя, и снова повторил, перекатывая их на языке: — Мы с тобой.

Что же это? Она не верила сама себе? Какой может быть шанс на искупление после убийства? Она отвернулась от окна, чтобы не видеть солнце, но его лучи касались её кожи, и Артур провёл ладонью по солнечной дорожке на руке. В виске стучало: «Мы».

Зазвонил телефон.

Артур чмокнул Лизи в щёку и вышел в залитый солнечным светом коридор, откуда вчера звонил доктору. Он подошёл к комоду из красного дуба и снял трубку. Лизи прислушалась: Артур говорил тихо, вкрадчиво — в своей привычной манере, будто попадал через телефон в параллельную вселенную, в которой всё непривычно до неузнаваемости. Он выглянул из-за двери и посмотрел на Лизи — сквозь, кивнул, но не ей, а тому, с кем разговаривал, потому что взгляд задумчивый, отрешённый, вдруг ставший жёстким. А когда повесил трубку, неторопливо вернулся в комнату, запустил пятерню в волосы и шумно выдохнул.

— Того парня нашли и опознали, это один из людей Джокера, — Артур прошёлся по комнате, выдержал паузу и посмотрел на Лизи. — Не надо было отпускать водителя. Так почему отпустила? М?

В привычно мягком голосе скользнула… непривычная угроза. Укором пропитан взгляд, завораживающий, лёгкий и тяжёлый одновременно. Лизи поймала себя на мысли, что Артур давно не её милый привычный мужчина, который беззаботно улыбался ей когда-то давно, ещё на заре их отношений. Работа — рабство — на Джокера изменило его, он очерствел, и это ему несомненно шло на пользу, но не в отношениях же. Он стал слишком долго оставлять её одну, целыми днями она предоставлена сама себе, сама должна продумывать свою жизнь. Нет, не мы, а «я» и «он». «Мы» рассыпалось.

Стало вдруг дурно и горько, не должно на долю хрупкой молодой женщины выпадать столько всего. Лизи исступлённо сползла с кровати, приоткрыла рот и часто задышала, словно боялась задохнуться. Спазм и правда сжимал пересохшее горло, тяжёлый ком встал поперёк и не давал новым рыданиям вырваться наружу. Лизи — всего лишь привычка в жизни Артура, такая же, как табак, как утренняя газета, Лизи вдруг из любимой женщины превратилась в бытовую необходимость. Ритуал. Утром перед уходом чмокнуть в щёку, вечером съесть приготовленный ужин, исполнить супружеский долг и уснуть. Он будто отдал её Джокеру, дескать, я пресытился, пусть теперь девочка тебя поразвлекает, а я, так и быть, побуду ещё на вторых ролях. Вот и вся сказка.

Артур бросил телефон на пол и сел рядом с Лизи, протянул к ней руки, но она оттолкнула его, отпрянула и, всхлипнув, хотела уже подняться, но он поймал её и прижал, упирающуюся, к себе. Погладил.

— Не трогай меня! — она хотела бросить эту фразу как можно холоднее, но нервы сдали, как только она открыла рот. Ярость и обида тут же переполнили чашу.

— Что не так? — удивился Артур. — Объясни мне: разве я не прав?

Он всё ещё не выпускал её из крепких объятий, а она, согреваясь в его на удивление сильных руках, наконец перестала трепыхаться.

— Я тебе больше не нужна? — её голос дрожал, она боялась жуткой правды так же, как и сладкой лжи во благо. — Только честно ответь.

Он вдруг отстранил её от себя, взял испуганное лицо в тёплые ладони и заглянул в умоляющие глаза.

— С чего ты взяла? Кто тебе такое сказал? — из его голоса ушла привычная мягкость, по-кошачьи ласковая и убаюкивающая.

— Я всегда одна. Одна утром, одна вечером. И ребёнка я буду растить одна, а ты будешь веселиться с Джокером. Кто для тебя семья? Я или он?

Она снова попыталась выскользнуть из его цепких рук, но вышло странно: возня затянулась, больше напоминая странную борьбу, и наконец Артур, сев к кровати спиной, усадил Лизи между своими ногами и грубо прижал к себе, не давая ей возможности выбраться. Она испугалась, дёрнулась ещё раз.

— Тихо, — хрипло шикнул Артур. — Тихо.

Лизи замерла, ощутив, как тёплая ладонь заботливо легла на её живот, погладила. Губы мужчины — отца её ребёнка — коснулись её уха. Затем прижался гладко выбритой щекой к её щеке. А руки всё также крепко держали её, чтобы не вырвалась. Будь всё иначе, она бы подумала, что он играл на контрасте: власть и свобода, нежность и порок.

— Всё, что я делаю, — он говорил так, будто растолковывал прописную истину маленькому капризному ребёнку, — это ради тебя. Мой ребёнок никогда не узнает, что такое расти без отца и без любви родителей. Но…