Двое могут хранить секрет

«Даже если ему сошло с рук убийство и он настолько смелый, что позволяет себе угрожать, что повторит это пять лет спустя, образ действия в корне не совпадает», – говорит Вив Кэнтрелл, ученица выпускного класса средней школы Эхо-Риджа, которая освещает эту историю для своей школьной газеты. «Удушение – жестокое преступление на почве страсти. Угрозы совершаются публично, и они явно спланированы. Я не думаю, что есть какая-то связь с тем, что случилось с Лейси, или с тем, что происходит с Брук».

Я крепче сжимаю телефон. Это почти слово в слово сказанное мной две недели назад за ланчем. Вив, по сути, выдала мою точку зрения за свою. До этого она всем говорила, что смерть Лейси и анонимные угрозы должны быть связаны.

Почему Вив внезапно изменила свое мнение?

Глава 22

Эллери

Среда, 2 октября

Первая неделя октября, и темнеть стало раньше. Но даже если бы и не темнело, бабуля все равно настаивала бы на том, чтобы возить нас с Эзрой на «Ферму страха» в нашу смену после ужина.

Наблюдая, как она снимает ключи с крючка рядом с телефоном на стене, мне каждый раз приходит мысль, что до «Фермы» всего десять минут пешком. Брук числится в пропавших четыре дня, и весь город на грани нервного срыва. Поисковые группы работают целыми днями, но и по ночам работа не останавливается. После двухдневных горячих дебатов в школе осенний бал все же состоится в субботу – но без королевского двора. Технически я больше не принцесса. Что, пожалуй, даже хорошо, потому что у меня до сих пор нет пары.

Существуют те же несколько теорий: что Брук сбежала, что она жертва убийцы из «Территории убийства», что в ее исчезновении замешан один из братьев Келли. Такое ощущение, что Эхо-Ридж – это густое, бурлящее варево, которое вот-вот выкипит.

Во время поездки бабуля хранит молчание, крепко сжимая руль и держа скорость на пятнадцать миль ниже разрешенной, пока мы не подъезжаем ко входу. Затем она съезжает на обочину и говорит:

– «Дом ужасов» закрывается в одиннадцать, да?

– Да.

– Я буду у ворот в одиннадцать ноль пять.

Это на два часа позже ее обычного времени отхода ко сну, но мы не спорим. До этого я сказала ей, что нас мог бы подвезти Малкольм, но она настояла, что сама заберет нас. Я не думаю, что она верит в его причастность к исчезновению Брук – она не запретила нам с ним общаться, – но не хочет рисковать, и я не могу ее винить. Удивительно, что бабушка по-прежнему разрешает нам работать.

Мы с Эзрой вылезаем из машины и наблюдаем, как удаляются габаритные огни ее машины, так медленно, что и велосипедист обгонит. Мы на полпути к воротам, когда мне звонят со знакомого калифорнийского номера.

Я показываю его Эзре.

– Должно быть, Сейди узнала.

Это был всего лишь вопрос времени. Исчезновение Брук стало новостью национального масштаба, и бабуля всю неделю отбивается по телефону от репортеров, под разными углами освещающими историю «Один город, три пропавших девушки». Доступ в Интернет в реабилитационном центре «Гамильтон-хаус» предположительно заблокирован, но поскольку перед личным контактом с нами Сейди уже проверяла «Инстаграм» Эзры с помощью позаимствованного мобильника, она, очевидно, обходит и это правило.

Я провожу пальцем, чтобы ответить, и прижимаю телефон к уху.

– Привет, Сейди.

– Эллери, слава богу, что ты ответила. – Ее голос взволнован. – Я только что прочитала о том, что там случилось. У вас с Эзрой все в порядке?

– У нас все хорошо. Только волнуемся из-за Брук.

– О боже мой, конечно. Бедная девочка. Бедная ее семья. – Она на секунду умолкает, я слышу ее резкое дыхание. – Так насчет статьи… там говорится, что сначала были угрозы? В отношении трех девушек, и что одна из них… родственница… Это была ты, Эллери?

– Это была я, – подтверждаю я.

Эзра знаками показывает, чтобы я включила видеосвязь, но я от него отмахиваюсь. Здесь слишком много народу.

– Почему ты мне не сказала?

У меня невольно вырывается нервный смешок.

– А зачем?

Молчание на том конце. Не дала ли Сейди отбой? Я уже собираюсь отнять телефон от уха и посмотреть, когда она произносит:

– Потому что я твоя мать и имею право знать.

Абсолютно неправильный ответ. Меня охватывает негодование, и я едва сдерживаюсь, чтобы не швырнуть телефон о землю.

– Да неужели? Ты имеешь право знать? Забавно слышать это от человека, который никогда не говорил нам ничего важного.

– О чем ты?

– Наш отец? Вам не разрешено о нем спрашивать! Наша бабушка? Мы едва ее знали до того, как переехали к ней жить! Наша тетя? У тебя была сестра-близнец, вы были близки, как мы с Эзрой, и ты никогда, ни разу о ней не говорила. Теперь мы оказались тут, наблюдаем, как та же жуткая история разворачивается снова, и все говорят о первой пропавшей девочке. Кроме нас. Мы ничего не знаем о Саре, потому что ты даже не произносила ее имени!

Я иду по парку, тяжело дыша, сердце колотится. Я не знаю, испытываю я облегчение или ужас от того, что наконец высказываю все это Сейди. Я только знаю, что не могу остановиться.