Двое могут хранить секрет

– Я знаю, – вздыхаю я и достаю новый бумажный платочек, чтобы вытереть все еще влажные щеки. Наблюдая за исчезающим в толпе Вэнсом, я ощущаю, как по спине у меня бежит холодок. – Ты ведь слышал, что он сказал? Он посоветовал Брук вскрыть замок с помощью канцелярской скрепки.

– Да. И что?

– А то, что именно скрепку она держала, сидя в офисе в «Доме ужасов», помнишь? Распрямленную скрепку. Я ее у нее забрала. Она сказала что-то вроде: «Это труднее, чем он говорил». – В предчувствии озарения я повышаю голос и заставляю себя говорить тише. – Она пыталась вскрыть замок именно тогда. А мы ей помешали.

– Может, в письменном столе? – предполагает Эзра.

Я качаю головой.

– Я постоянно что-то достаю из этого стола. Он не заперт. Но… – Жар приливает к моему лицу, когда я вспоминаю, где сидела Брук. – Но мне кажется, я знаю…

Глава 23

Малкольм

Четверг, 3 октября

К четвергу поисковые группы больше не ограничиваются только школьными часами. Сегодня днем одна из них будет искать Брук в лесу за домом Нилссонов. Питер возглавляет группу волонтеров, приехав домой после репетиции оркестра, я замечаю, как он ставит в багажник своего «Рейндж Ровера» картонную коробку с листовками, бутылками воды и фонариками.

– Здравствуй, Малкольм. – Он не смотрит на меня, когда я вылезаю из маминого «Вольво». Только отряхивает ладони, как будто испачкавшись. Я уверен, что это не так. Автомобиль Питера безупречно чист, как все остальные вещи, принадлежащие Нилссонам. – Как дела в школе?

– Как обычно. – Иными словами: неважно. – Когда мы едем?

Питер скрещивает руки, демонстрируя острые, как бритва, заломы на рукавах своей сорочки.

– Мы едем через десять минут, – говорит он. Намек ясен, но он прибавляет: – Мне кажется, твое участие не слишком хорошая идея, Малкольм.

У меня обрывается сердце.

– Почему?

Бессмысленный вопрос. Я знаю, почему. Офицер Макналти приходил дважды, чтобы задать мне дополнительные вопросы.

Ноздри Питера раздуваются.

– В настоящий момент страсти накалены до предела. Ты внесешь раздор. Мне жаль. Я знаю, что это тяжело слышать, но это правда, а наш приоритет – найти Брук.

Я подавляю раздражение.

– Я знаю. Я хочу помочь.

– Лучше всего ты поможешь, оставшись здесь, – говорит Питер. Я испытываю почти непреодолимое желания ударом стереть с этого лица выражение самодовольства. Я уверен, что он искренне озабочен, и он, возможно, прав. Но он начинает строить из себя героя. Всегда так делает.

Он хлопает меня по плечу, коротко, словно прихлопнув комара.

– Сходи в дом и посмотри, есть еще вода в холодильнике? Вот это будет помощью.

Над глазом у меня болезненно дергается жилка.

– Конечно, – говорю я, подавляя злость, потому что препирания с Питером в поисках Брук не помогут.

Войдя в дом, я слышу скрип лестницы в прихожей. Я надеюсь, что это мама, но это Кэтрин, на руке которой внушительное облако красной ткани. За Кэтрин следует Вив. При виде меня моя сводная сестра замирает на месте. Лица у обеих превращаются в маску неприязни, которую, начиная с воскресенья, я вижу всюду.

Сделав над собой усилие, я веду себя так, как вел бы в обычных обстоятельствах.

– Что это? – спрашиваю я, показывая на руку Кэтрин.

– Мое бальное платье, – резко отвечает она.

Я смотрю на него со страхом. И пытаюсь отвлечься от того факта, что осенний бал состоится в эту субботу.

– Странно, что его не отменили. – Кэтрин не отвечает, и я продолжаю: – Что ты собираешься делать с платьем?

– Твоя мама его погладит.

Обойдя меня, она входит в кухню и аккуратно развешивает платье на спинке стула. Думаю, это здорово, что мама согласилась оказать Кэтрин подобную услугу. Питер говорит, что мать Кэтрин всю неделю не отвечает на его звонки, а только шлет сообщения, жалуясь на плохую сотовую связь на юге Франции. Всегда какие-то отговорки.

Закончив развешивать платье, Кэтрин пристально смотрит на меня льдисто-голубыми глазами.

– Лучше тебе там не появляться.

Почему-то на Кэтрин я не злюсь так, как на Питера. Может, потому, что знаю: она почти не ест и не спит с момента исчезновения Брук. Щеки у нее ввалились, губы потрескались, спутанные волосы собраны в хвост.

– Да ладно, Кэтрин, – говорю я, широко раскинув руки. Универсальный жест парня, которому нечего скрывать. – Можем мы об этом поговорить? Что я такого сделал, чтобы ты думала, будто я способен причинить Брук зло?

Она поджимает губы. На секунду она становится очень похожа на Питера.

– У тебя были с ней отношения, а ты никому не сказал.

– Господи. – Я ерошу волосы, в груди сжимается сердце. – Почему ты продолжаешь это говорить? Потому что ты не нашла ее, когда она ночевала у нас? Она, вероятно, была в ванной комнате.

Мы с Кэтрин никогда не были друзьями, но я думал, что она все же неплохо меня знает.

– В моей комнате есть ванная, – замечает Кэтрин. – Ее там не было.

– Значит, она пошла погулять.

– Она боится темноты.