Двое (СИ)

Ласкает рукой мой хуй и пробирается пальцем в анус, зная, что делает. Меня от этого прошивает дрожь, а он находит простату и начинает пытать, нашептывая в ухо всякие пошлости. Потираясь о меня телом, целуя и покусывая чувствительные местечки, о которых знает только он один. Надолго меня не хватает. Раньше, до Сержа, хватало, а с ним — никогда. Он слишком хорош для меня. Слишком дорог. Слишком умел и умен. Его всего слишком для меня и моего хуя, так что я подаюсь вперед, освобождая простату от его пальца.

— Хватит издеваться, — ворчу я и покрываюсь мурашками от укуса в шею и легкого шлепка по заднице.

— Ты брутальный лось, а терпения в тебе ни на грош, — смеется мне в ухо Серж.

Я невольно улыбаюсь за ним следом. Вот как он это умеет? Ржать и трахаться одновременно? Я всегда серьезно подходил к занятиям сексом, но с ним это практически невозможно.

— Зато в тебе его, как в североамериканском кролике-зануде, — отвечаю я, постанывая от удовольствия.

Прохладный гель проникает в анус вместе с ласковыми пальцами, а потом рука стискивает мое бедро, фиксируя, и Серж с неповторимым, невероятно сексуальным урчанием счастливого донельзя самца забирается в меня, замирает на пару долгих мгновений и принимается за дело так, будто завтра не наступит. Мне остается только стонать: от напора, от страсти, что он будит во мне, от кайфа и от идиотского чувства принадлежности тому, кого любишь. От Сержа доброго слова не дождешься, но здесь и сейчас я знаю, как сильно он любит меня. Как боится потерять. Как переживает и беспокоится.

— Прогнись, пожалуйста, родной, — прижимается ко мне Серж и целует в шею долгими засосами.

Я забываю обо всем на свете и делаю так, как он говорит. Все, что он хочет. Без стыда и стеснения. И, конечно же, кончаю от его едва слышного «люблю тебя» гораздо раньше его самого. Он спохватывается, переворачивает меня на спину и врывается снова, лапая руками, где придется.

— Ромка, ну что ты вечно, как подросток? — ворчит Серж, закрывая глаза и поднимая голову к потолку.

Я смотрю на него, невероятно сексуального и божественно красивого, и жалею, что я не женщина. Сто пудово кончил бы еще раз.

— Я только начал, а ты уже до финиша добрался!

— Умные черепахи всегда будут впереди шустрых кроликов, — хмыкаю я.

— Бля-я-я, сука-а-а, — стонет и смеется Серж, ускоряется и через секунду кончает мне на живот, вздрагивая, опуская голову и сжимая мое колено со всей дури. — Вечно ты меня с мысли сбиваешь!

— У нас на долгие потрахульки времени нет, — говорю я и немедленно об этом жалею, потому что Серж мгновенно приходит в себя и скатывается с постели. — Ты куда?!

— Подъем! — командует он, стягивая меня следом. — Живо в душ.

— Что за спешка-то, я не пойму? — бубню я, послушно топая за ним. И лапая за все, что под руку подвернется.

— Время 10 утра, а в 11 мы должны быть у твоей маман, забыл? Терпеть ее не могу, но если мы не приедем, она припрется к нам сюда.

— Не дай боже! — вздрагиваю я. Моя мать — тиран, похлеще меня. Лучше у нее дома чаю попить.

— В час дня мы едем к пацанам забирать дудки для феста, — продолжает Серж, заталкивая меня в душ.

— Чего? — переспрашиваю я, включая воду.

— Карабины реконструкторские и порох для фестиваля, говорю, повезем с одного конца города на другой. Менты кругом, в метро не проедешь, а у них машины нет.

— Бессребреники, — ворчу я. — Почему ты вечно им помогаешь?

— Потому что я штатный водила, — смеется он. — А тебе полезно с простым народом пообщаться, сноб хренов.

— Ладно, а дальше что? — спрашиваю я, вручая ему мочалку и подставляя спину. Обожаю, когда он мне ее шоркает.

— Отдаем ружья и порох, идем в кино на «Разлом Сан-Андреас». Ты же любишь фильмы-катастрофы.

— А потом?

— Потом едем на фестиваль, смотрим показуху, — смывает с меня пену Серж.

Ласкает руками, щекочет и отдает мочалку, поворачиваясь ко мне спиной. Я принимаюсь за него неторопливо и основательно. Что-что, а лапать свое неугомонное чудовище я могу вечность.

— После нее везем ружья обратно в клуб и едем в кабак на концерт.

— Какой еще концерт? — вздрагиваю я. Вот тебе и выходной.

— Мои друганы выступают, — говорит он прогибаясь в талии так, как никогда не смогу я. — Рок-н-ролл, пиво, танцы и девчонки-оторвы. Толчки — забавные ребята, безобидные и веселые. Тебе там понравится.

— Толчки? — обнимаю Сержа я.

Вода смывает с нас рабочую неделю, накопившуюся усталость и остатки сна. Я разворачиваю его к себе, беру за волосы и целую в губы. Долго. Смачно. Властно. Так, как он любит. Так, как люблю я.

— Толкинисты, — вырывается Серж, и я понимаю, что второго захода не будет. — Идем, время поджимает. Вечером потрахаемся как следует.

— Почему ты такое хамло, а? — ворчу я, выпроваживая его из душа шлепком по заднице.

— По кочану, — отвечает он, добираясь до раковины и зеркала. — После концерта пойдем с ними пить, так что домой вернемся за полночь.