Двое среди руин

      Я не отвечал, все еще взбешенный ее глупым упрямством. Девушка забежала вперед и встала передо мной.

      - Если я виновата - ударь.

      - С ума сошла?

      - Помнишь свои слова? Для чего ты меня вытащил, помнишь? Кто-то говорил, что не будет превращать меня в рабыню!

      - Считаешь это рабством? Тогда и я, кое-что напомню - как кто-то обещал слушаться, если этого требуют обстоятельства. Сегодня мы дважды избежали столкновения с хищниками. Но, если в первый, это целиком твоя заслуга, то вторым ты могла напрочь перечеркнуть все остальное. Я не знаю и даже не представляю, кто мог быть возле тех тел… И я не могу убить любого зверя, оказавшегося на нашем пути. Хочешь погибнуть?

      - Я…

      - Все, Ната. Считай меня, кем хочешь, но запомни, раз и навсегда! Если я приказал бежать - мы бежим. Если сказал драться - деремся. Придется лежать в воде и грязи - будем лежать. Придется молчать весь день и мочится в штаны - будем делать и это. Все споры, рассужденья и варианты - потом. Либо - смерть. Люди гибнут по разным причинам, одна из них - слишком много мнений. Я соглашусь с тобой, если не прав, я поступлю иначе, если ты сможешь меня убедить в обратном - но, только тогда, когда для этого появится время и место. В любой ситуации, где нужно принять решение быстро, больше никаких возражений. Ты поняла?

      Ната ткнулась лицом в мою грудь.

      - Прости…

      Я молча обнял ее, уже сожалея о резком тоне.

      - Я обещаю слушаться. Не сердишься?

      - Сержусь. - Я криво улыбнулся. - Придем домой - отшлепаю тебя ремешком по мягкому месту.

      - Не педагогично…

      - Зато действенно и практично. И запоминается надолго.

      - Нельзя меня, по этому месту. Я уже большая.

      - Очень хорошо. Не промахнусь.

      - Ой, боюсь! - Ната лукаво посмотрела на меня и, не выдержав, прыснула в ладошку. - Я буду хорошей девочкой!

      - Шпана ты, а не девочка…

      На ночлег я решил расположиться возле давно облюбованного убежища - прошлые рысканья по городу не прошли даром. Оно представляло собой полуразвалившийся дом, в былую пору сложенный из деревянных бревен. Как ни странно, но если и попадались более-менее уцелевшие сооружения, то в основном именно такие, имевшие лет по сто на своем веку… Зато бетонные и кирпичные дома рассыпались буквально в прах. Дом, собственно, тоже не уцелел полностью, но парочка стен еще держалась, а также просевшая до земли крыша. Этого хватало для защиты от непогоды, кроме того, стены не позволяли никому напасть со спины. Перейдя небольшой ров, служивший еще одним естественным укрытием, я указал Нате на котелок, а сам стал собирать топливо - следовало поужинать чем то, более существенным, нежели галеты и сушеное мясо. Устав от дороги, мы быстро поели, после чего я расстелил плащ-накидку на срубленные ветви и велел ей ложиться спать. Ната не отказывалась - мы прошагали не менее двадцати километров, если можно перевести в расстояние то, что приходилось на постоянные подъемы и спуски, прыжки и карабканье по кручам. Город настолько стал похож на скопище изломанных скал и холмов, что любое направление, которое не вело в степи, превращалось в испытание выносливости и нервов.

      Сложив несколько досок крест-накрест, я насыпал углей между ними - способ, вычитанный или подсмотренный где-то, м как нельзя лучше подходящий в нашей обычной ситуации. Можно практически не следить за огнем – доски и прочее топливо будут потихоньку гореть, согревая нас теплом и отпугивая огнем нежелательных гостей. Покончив с заботами, я присел на шкуру…

      Я смотрел на лицо спящей девочки… Слишком безмятежное, слишком доверчивое и такое спокойное, словно нас не окружал совершенно чуждый, опасный и враждебный мир, а ее постель состояла не из наброшенных на ветки шкур, а мягкой и уютной перины. Наверное, в ее снах, так и было - а жуткие картины настоящего исчезли, заслоненные приятными воспоминаниями. Но реальность заставляла меня вглядываться не только на Нату - я вслушивался в шорохи ночи, улавливая малейшие изменения от дуновения ветра, поскрипывания сухих веток и осыпающегося песка. Угар, пристроившись возле костра, тоже прядал чуткими ушами, не поднимая лобастой головы с лап. Пока все спокойно… Настолько, насколько это вообще возможно - после всего, что мы вынесли. И какой же далекой стала та, прежняя жизнь, размеренная и известная на годы вперед. В ней я не имел возможности, вцепится врагу в глотку, вонзить в него нож и увидеть чужую кровь на обагренных руках - а сейчас я убивал, защищая уже не только свою жизнь! Я чувствовал себя воином, охотником, бродягой и еще много кем. Но, прежде всего - человеком! И именно эта, страшная Катастрофа, сделала меня таким, каким я стал! Она же взяла за это самую большую плату…

      И теперь, вглядываясь в подрагивающие ресницы девочки, я спрашивал себя - стоит ли это ощущение тех миллионов погибших, что лежат под руинами и землей?

      Угар навострил свои уши, а затем мгновенно оказался на лапах. Я проследил за его взглядом - пес уставился на темный силуэт нависшей стены.

      - Тихо…