Двое среди руин

Постепенно мы общими усилиями освежевали овцебыка, и я положил возле ног девушки большущий ковер, еще пару часов назад, защищавший нашу добычу от ветра и стужи. Ната присела на колени, погладила мех и грустно произнесла:

— А все-таки жаль… Мы ведь не могли без этого обойтись, да?

— Не могли. Наши запасы не бесконечны, кроме того, когда истечет срок годности многих консервов, их придется выкинуть, чтобы не отравиться. Но и это мы все не сможем съесть — просто не унесем с собой. Но постараемся.

— Как?

— Придется развести костер и как следует подвялить мясо в дыму. Тогда оно и станет легче, и дольше сохранится.

Ната недоверчиво посмотрела на меня:

— Ты все знаешь… Откуда это? Разве ты раньше был охотником?

— Никогда. Даже ружья в руках не держал. Я ведь тебе уже говорил, что первая настоящая добыча — свинорыл. Но его мясо мне не так, что понравилось. Все из фильмов, да книг… Так ведь ты тоже, много читала — разве не попадалось описаний того, что я только что сделал?

— Не знаю. Не помню. Точнее… я мало увлекалась книгами на эту тему. Мне больше нравились исторические, всякие энциклопедии, или…

— Или?

Ната смутилась, и я, смеясь, продолжил за нее:

— Или любовные романы, не так ли?

— Ну, не совсем так…

— О, прекрасная принцесса, похищенная злобными и жестокими разбойниками! Она была продана в страшное рабство в восточный гарем! Он посвятил свою жизнь ее поискам — но не нашел, и, лишь через многие годы, освободил случайно из плена девушку, а позже влюбился в нее — а та оказалась дочерью его возлюбленной… и разумеется, отдала ему свое сердце. Или нет — они были разлучены судьбой, так как он был богат и надменен, а она бедна и умна — даже слишком, для капризного сына богатых родителей…

— Перестань!

Я увернулся от горсти земли, брошенной в мою сторону, и продолжил:

— Или вот — она его не любила, и он ее не любил! И они никого не любили, а потом умерли вместе в один день и лишь на небесах поняли, как им не хватало друг друга!

— Ну, перестань, Дар!

Ната смеялась и притворно хмурила брови:

— Что, сам не читал, да?

— Я? Ну… Может и читал, пару раз, для общего ознакомления.

— Я же девушка! Мне положено читать романы о любви, вышивать крестиком и уметь играть на фортепиано!

— Это в двенадцать-то лет? Ага, а еще сказки рассказывать… Ладно, брось. Давай лучше мясо разделывать.

Уже без боязни и отвращения, Ната стала мне помогать, а я, продолжая подтрунивать над ней, отвлекал разговорами от мыслей о смерти. Наверное, мне это удалось — Ната уже гораздо спокойнее воспринимала вид и запах крови, густо впитавшийся в почву вокруг нас.

Мы вырезали самые аппетитные куски, разрезали их на кусочки и развесили над костром — я собрал весь ближайший хворост для этой цели. Угар получил, наконец, свою долю. Он уплетал мясо с таким урчанием и жутким хрустом переламываемых костей, что мы только переглядывались, не решаясь окликнуть пса. За один присест, он съел, наверное, не менее чем пяток килограммов, отчего его живот раздулся и стал похож на туго набитый барабан.

— Он лопнет…

Ната с испугом смотрела, как пес поглощает очередную порцию, но я отвел ее руку, которой она пыталась оттащить мясо прочь.

— Вряд ли. Он зверь, как бы там ни было. Волки, к сведению, могут сожрать до двенадцати килограмм. А они не умирают от обжорства. Любой хищник может и должен долго голодать, а потом так наедаться, что съеденного мяса ему вполне хватит надолго вперед. Пусть лопает. Нам нужно набрать воду — наша, во фляжке, кончается.

— У меня еще есть немного.

— Умница. И все-таки побереги ее, пока я не вернусь.

— Ты уходишь?

— Не бойся. Пока с тобой Угар — никто к вам не приблизится. А без воды нам всем будет несладко.

— Разве та, которую пили эти коровы, не годится для нас?

Я посмотрел на нее круглыми глазами и хлопнул себя по темени:

— Идиот.

— Бывает… — Ната точно скопировала мою интонацию… Она так насмешливо скорчила рожицу, что я не выдержал, сгреб ее в охапку и с силой прижал к себе.

— Задушишь…

Я нехотя разжал объятия, но Ната не спешила отойти. Она сама прижалась ко мне и очень серьезно посмотрела снизу-вверх, глаза в глаза.

— Что ты?

— Молчи. Ничего не говори, хорошо?

Она ткнулась мне в грудь лицом, помолчала некоторое время и потом сразу отошла прочь. Я стоял в растерянности, не зная, что на нее нашло. Девушка остановилась возле ручья, присела на корточки и стала умываться. Я подошел и сел рядом.

— Вода холодная, какая… Но чистая — я попробовала!