Двое среди руин

— А как ты видишь меня? Разве похоже на правду то, что я тебе рассказала? У каждой второй девчонки есть в запасе подобная история… Залетит по глупости, или, по пьяни — а потом вешает лапшу каждому встречному, типа, я не я и вообще — сама невинность! А ты — поверил. И ни разу не сделал попытки уличить обман. Значит — тоже видишь. Только и разницы, что ты делаешь образ словами… а я — карандашом.

— Я не делал образ.

— Делал. — Ната выпрямилась и смотрела прямо в глаза. — Ты тоже меня нарисовал. Такой, как хочешь… видеть. Внутри…

— Я понял.

Взяв ее ладони в свои, я, как можно нежнее, прислонил их к лицу. Ната тихо произнесла:

— Если вдруг растает лед, небо ведь не упадет? Солнце не прервет свой бег, если плачет человек. Не вздымается волна, и молчит во тьме Луна. Тишиною дом объят, не шумит далекий сад. Нет в ночи правдивых слов — им лишь требуется кров. Что любовь? Она слепа… Что желанье? Тропа. И на ней, то тут, то там, шепчут сказки по углам. Если им поверит кто — попадется, ни за что… Небо ведь не упадет. Если вдруг растает лед…

На щеках девушки появились крохотные капельки…

— Ната! — Забыв обо всем, я рванулся к ней. Она сразу поднялась и чуть отодвинулась назад:

— Вот видишь. Сейчас я беззащитная, кем-то обиженная, слабая… Ты поверил? Ты тоже умеешь… Рисовать.

Она смахнула слезинку — фальшивую, ли? — и умчалась в дальние комнаты. Я услышал громкое пение и довольную возню — Угар примчался на зов хозяйки и они, уже вдвоем, носились по подвалу, создавая бедлам не меньший, чем тот, что мы застали по возвращении…

Землетрясение несколько преобразило местность: что-то рухнуло окончательно, что-то, наоборот, вылезло, после многодневного нахождения под землей и пеплом. Мы удивленно смотрели, как из земли показался остов давно сгоревшего троллейбуса — он напоминал скелет доисторического динозавра, пробитый во многих местах и покрытый ржавчиной… Упал шест, стоявший на вершине холма и служивший ориентиром, но в нем больше и не было нужды. Мы так хорошо знали город, что могли отыскать дорогу практически в любом направлении. Появились новые ручейки и провалы — их приходилось обходить стороной, не зная, что может таиться под внешне крепким краем земли, возле трещины. Жизнь вновь налаживалась. И, все же, оставалась прежняя проблема, решение которой уже не могло откладываться надолго: я чувствовал это по взглядам самой девушки…

— Дар, принеси, пожалуйста, воды. Я хочу искупаться. И тебе не помешает тоже…

— Ты же вчера мылась?

— Ну и что? Пока все это разгребешь, — она указала на кучу мусора, — семь потов сойдет!

Я пожал плечами — почему бы и нет? Воды снова в избытке, ручей рядом — даже ближе, чем до толчков. Натаскать ее труда не составляло. Тем более, что землетрясение открыло несколько новых захоронений древесины — пусть подгнившей и слегка сырой, но после просушки годящейся для разведения очага. Я взял ведра и вышел наружу. Там уже сидел Угар. Он приветственно помахал хвостом и вновь уставился на ближайший холм — выискивал очередную жертву своего непомерного аппетита.

— Ждешь? Ну, жди, проглот… Искал бы лучше, где-нибудь, подальше — так вероятнее будет.

Оценив мой совет, как призыв к действию, пес неторопливо поднялся и затрусил вдаль. Я проводил его глазами — когда же и мы вновь пойдем куда-нибудь? Несмотря на ранения и последствия тряски земной поверхности, тяга к странствиям у меня все еще оставалась сильной.

Ната кивнула мне с улыбкой.

— Спасибо. Что бы я без тебя делала.

— Сама носила. Не за что. Это моя обязанность, если помнишь. Я же не говорю тебе спасибо за то, что ты всегда заботишься о порядке в нашем доме. Это естественно.

— А напрасно. Иногда мог бы и поблагодарить — женщинам это приятно.

— Ну, тогда…

Я встал возле нее и, преодолев сопротивление смеющейся девушки, привлек ее лицо к своим губам. Она, перестав вдруг упираться, приподнялась на цыпочках, и сама отыскала мои губы… Я вздрогнул, ощутив, как сердце стало биться раза в два быстрее… Ната не отходила. Она призывно положила мне руки на плечи, словно, чего-то ожидая…

— Ната…

— Дар…

Я, как в тумане, склонил голову. Наши губы встретились, и упоительное чувство стало заполнять все мое сознание. Ноги подкашивались сами собой…

— Наточка…

— Дар…

Я не выдержал! Мои ладони легли на ее плечи, скользнули вниз на талию, бедра — и желание едва не взорвало меня изнутри! Она не отступала, не пыталась высвободиться, напротив, прижалась ко мне так, что мой разум окончательно пропал, уступив место желанию обладать девочкой сейчас, и немедля… Прикрыв глаза, задыхаясь, она повторила:

— Дар…

Пьянея и теряя голову, я просунул руку под складки ее распахнувшейся рубашки. Почувствовав кожу пальцами, я и вовсе потерял рассудок, переставая различать реальность, опустился перед ней на колени.

— Ната! Милая, желанная моя!

— Дар… Сумасшедший… Родной мой!