Двое среди руин

— Ната. Я не мальчик, и меня не надо проверять или испытывать. Что было — то было. Я уже просил и вновь прошу у тебя прощения за тот случай… Но на будущее, давай условимся. Не надо меня провоцировать.

— Иначе?

— Иначе… иначе ничего.

Она перестала улыбаться и уже серьезно сказала:

— Я тоже не… слепая, Дар.

— Ты именно это хотела сказать? Хорошо. Раз не слепая — то перестань.

Девушка тряхнула мокрыми волосами и вдруг, неожиданным и резким движением, сбросила ткань, покрывающую ее тело.

— Ты ведь не успокоишься, да? Будешь вздыхать по ночам, подсматривать за мной, может, уговаривать начнешь? Только я вредная, меня упросить не получиться! Ну, если уж так хочется — бери силой!

Я застыл как изваяние, не в силах отвести глаз от манящего меня тела…

— Что же ты? Само в руки идет! Вали меня на пол и бери, как тебе угодно! Никто не вступится…

Шутки кончились. В глазах Наты уже не осталось ни юмора, ни веселья — одна только, неведомая мне, страшная тоска… Я, нечеловеческим усилием, заставил себя отвернуться, и молча вышел из подвала.

Снаружи начинался ливень — один из тех, которые срывались внезапно и превращали все вокруг в затопленное болото на несколько часов. Засверкали молнии — не серебристо-белые, какие мы привыкли видеть в прошлой жизни, а желтовато-красные — что, наверное, даже более и особенно красиво. В подвал вода не попадала — он находился на возвышении и дождь не мог залить его своими струями. Запахло раскаленным металлом — видимо, молния попала куда-то, поблизости.

…Она тронула меня за плечо и глухо промолвила:

— Почему ты ушел?

— Я не собака. Мне не надо бросать кости.

— Я — кость?

— Ты так себя повела… что уж лучше бы я был собакой.

— А ты… Ты!

Ната ударила меня по спине кулачком и уткнулась лицом меж моих лопаток. Она не давала мне повернуться, сквозь всхлипывания, выговаривая:

— Мужик. Просто, мужик — как и все… И тебе — как всем, надо только одно. Трахаться. Навалиться на женщину и воткнуть в нее свой… Неужели без этого жить нельзя?

— Ната?.. — я растерянно слушал девушку, не зная, что ответить… Но она не ждала оправданий.

— Молчи… Дурак! Часто перед тобой бабы раздевались, сами? Такие, как я? Молоденькие, свеженькие, чистенькие… Нет, не очень… чистые. Что молчишь? Ты же хотел знать? Вот и знай! Хотя, не надо тебе ничего знать. Не трогай меня! И…

Она быстро развернулась и, не договорив, ушла.

Я, растерянно и ничего не понимая, смотрел вслед. Пятнадцать лет… Всего — пятнадцать! Откуда это все? Что же такое случилось в ее жизни, о чем я могу только догадываться? И… не зря ли я считаю ее ребенком, к которому даже прикоснутся страшно? Нет, Ната — вовсе не ребенок…

…Прошло несколько дней. Что-то менялось. Это витало в воздухе — неуловимо и незримо для наших глаз. И все же — что-то происходило. Ни я, ни Ната не могли понять, в чем дело — словно кто-то неведомый подталкивал нас к выходу из подвала, принуждая часами сидеть на вершине холма и ждать… Вроде бы, все как всегда: так же нависали над головами грязно-серые или буро-коричневые облака, так же налетал порывистый ветер, лил дождь…

Иногда трясло. Не особо сильно, но всякий раз неприятно — не просто оставаться спокойным, когда находишься в подвале и ощущаешь толчки, выбивающие почву из-под ног. Мы стремились покинуть помещение, даже приготовили особые, «тревожные» мешки — если толчки станут уж совсем опасными! Но всякий раз возвращались назад — снаружи, не смотря ни на какие времена года, иной раз кружила настоящая метель, если и не из снега, то мокрой и ледяной смеси, не пойми, чего… Сколько же земли было поднято в атмосферу, если до сих пор она висит непробиваемыми облаками над нашими головами! И что случилось с самой планетой, раз летят к черту все сроки наступления тепла? И вообще — где мы живем, вернее — как? Что с землей, если на ней могут одновременно расти трава и появляться первые, неведомые нам, плоды, и тут же — бушевать настоящие, пепельно-снежные ураганы?

Вопросы требовали ответов. Не только ради любопытства — незнание могло довести нас до мрачных перспектив, оказаться внезапно вовсе не там, где мы считали. Одно только море и айсберг, чего стоили… Улучив более-менее сносную погоду, я вышел наружу и взобрался на вершину нашего «дома». Холм устоял при всех землетрясениях, и я надеялся, что так будет и впредь. Ната увязалась следом — мы приткнулись друг к другу, и, молча наблюдали за далекими сполохами молний…