Двое среди руин

— Я — плохой дрессировщик. Если бы он не понимал все, что нужно, сам, вряд ли мне удалось бы его чему-нибудь научить. У меня никогда не было собаки. Кошки — да, бывали. Но самое большое, чему я их мог научить, так это прибегать на свое имя. И то, когда они были голодными…

— Да? — она критически окинула меня взором. — А производишь впечатление очень твердого человека. Или это напускное?

Я пожал плечами:

— Ни да, ни нет. Я могу быть и твердым — если придется. Но не люблю этого…

Ната налила мне в тарелку суп.

— Ешь сам. Я обижусь, если ты опять станешь кормить Угара. Его порция остывает. Пусть потерпит!

Я отломил кусок лепешки — Ната, научившись их печь, по моему рецепту, внесла некоторые собственные добавки.

— Все очень вкусно… Где ты научилась готовить?

Она вздохнула:

— Дома, где же еще. И не дома — тоже. Приходилось.

Она сразу замкнулась. Я умолк, подумав, что зря напомнил ей о том, чего она постоянно старалась избежать — темы дома и близких.

— Искупаться так хочется…

— Нагреть воды?

— Нет, искупаться… в смысле — поплавать.

Я развел руками:

— Ну, бассейн мне не вырыть… Разве что — в реке. Но там я не советую — могут вполне приятно закусить одной из твоих стройных ножек!

Ната рассмеялась — в первый раз после нашей размолвки.

— Не льсти, не умеешь… А я знаю где!

— Да?

— Да! В Гейзере!

Я опешил на секунду. В самом деле, такая мысль мне и в голову не приходила!

— Понятно, почему ты согласилась. Но… Там вода может быть очень горячей! Гейзер — это не шутки.

— Но, Дар, ты же сам там купался — помню, рассказывал!

Ната преданно и лукаво стала заглядывать мне в лицо. Я не выдержал.

— Ната, перестань. Ната, я не… Ната! Все, сдаюсь…

— Есть!

Она повисла на мне, целуя в небритую щеку. Я дернулся, как ужаленный — после тех ситуаций, что между нами произошли, подобные нежности воспринимались с трудом…

— Ты что?

Она закусила губу.

— Да… Гвоздь тут вылез.

Я незаметно достал с пола согнутый кусочек железа и демонстративно положил его на край табурета.

— Не убрал, наверное, когда наконечники делал.

— Да?

Она взяла его в руки и подозрительно посмотрела.

— Вроде бы, я полы подметала…

Пока она была занята гвоздем, я встал и отошел на безопасное расстояние. Как я мог признаться ей, что уже давно и мучительно хочу ее? Хочу — как женщину, хочу — до потери рассудка. Это была сладкая… но мука. Иной раз, проснувшись среди ночи, ловил себя, на том, что не выдержу — встану, подойду к ее уголку, сдерну ширму, разделяющую наши комнаты, и…

Ната заметила мой изменившийся взгляд и сжалась — она всегда так сжималась, когда ее покидало хорошее настроение.

— Так как… Гейзер?

Она так тоскливо повела глазами по обшарпанным стенам подвала, покрывшимся пятнами и разводами… Я склонил голову.

— Ну, как хочешь. На гейзер, так на гейзер. Только уговор: искупаешься — и все. У самого берега, — добавил я, уже понимая, что этот уговор будет нарушен непременно. Сам я рассчитывал остаться на берегу. Охранять девушку, пока она будет в воде. Хоть в городе и не попадалось крупных хищников, не считая, кошки, но мало ли…

Ко мне подошел Угар. Подставил ухо — это так ему нравилось, что могло сравниться разве что с почесыванием брюха. Пес блаженно прикрыл глаза…

— А меня?

Ната так быстро пристроилась рядом с псом, что я не успел ничего сказать. Она заискивающе моргнула и добавила, кладя голову на холку собаки:

— Ну, погладь меня тоже. Хочешь, я даже мурлыкать буду?

Вздохнув, я положил ладонь на ее волосы.

— Как хорошо… — Ната тоже закрыла глаза. — Мурашки просто по коже бегут.

Мурлыкать она, естественно, не собиралась. Я не выдержал.

— Не думал, что волосы могут быть такой эрогенной зоной.

— Могут. Еще как могут. Может, даже больше, чем что-либо иное. Но — если это не эротика… а чувства.

Теперь уже я не нашелся, что ответить. В который раз девушка ставила меня в тупик своими откровениями. Мы затихли на какое-то время: я гладил обоих, а они — и пес, и Ната — сидели рядышком и тихо кайфовали…

— Вот и вся наша… семья.

Она так тихо это прошептала, что я едва услышал. Но не стал переспрашивать. Кто знает, какие мысли сейчас бродили в этой головке. И, как я уже неоднократно убеждался — весьма и весьма умной… и странной головке.

Угар лизнул в ладонь. Язык пса был шершавым, словно наждачная бумага — я даже отдернул руку.

— Протрешь ведь!

Ната со вздохом поднялась — идиллия была нарушена.

— Ну, все. Хватит, а то мы и до вечера к Гейзеру не дойдем. А дождь, мне кажется, уже закончился.