Серое высокое двухэтажное здание, построенное в восьмидесятых, едва ли не опиралось спиной о скалу рядом с огромными металлическими воротами, закрывавшими вход в заброшенную шахту. Высокие, почти квадратные окна, усиленные стальными решетками, пялились на каждого человека, который по какой-либо причине забредал сюда. Колонны, тотально испещренные трещинами, поддерживали треугольную крышу. Гранитное крыльцо с пятью обшарпанными ступеньками, черные кованые перила на входе в специальное учреждение.
Время подходило к двум часам дня.
Егор Федорович не испытывал особых иллюзий по поводу собственной участи. Он вошел в калитку, собранную из металлического уголка и рабицы, и вяло поплелся по асфальтовой дорожке к главному входу. Шиповник, рассаженный с двух сторон, не пускал его ни влево, ни вправо. Сразу за колючим кустарником росли яблони. Они уже начали сбрасывать листву, но многие еще стояли в ярком осеннем убранстве, добавляли позолоты этому месту, несколько запущенному и обособленному от иного человеческого жилья.
Впереди Вестовой увидел дворника, давным-давно, еще до его устройства на работу, выбранного администрацией из тихих пациентов. Пожилой мужчина в потрепанном длинном черном пальто лениво сметал в кучу опавшие листья. Время от времени он останавливался, чтобы почесаться, после чего продолжал свое нехитрое занятие. Можно было подумать, что беднягу достают вши, но на самом деле ничего подобного у дяди Саши не было. Просто нервное.
Серафима Ильинична была начальницей экспрессивной, можно даже сказать, бешеной, под стать некоторым своим пациентам. Но с личной гигиеной на вверенных ей койках был полный порядок. Душевнобольных здесь обиходили на совесть, мыли, брили, регулярно меняли белье. Образцово-показательное учреждение. А если кто-то грыз ногти!.. подобные срывы персоналу обходились крайне дорого.
– Егор! – воскликнул дворник и от восторга так резко взмахнул граблями, что половина кучи, собранной им, разлетелась по сторонам.
– Привет, – вяло проговорил санитар и стал подниматься по ступенькам.
На посту в холле сидела молодая медсестра Нинка, такая же, как и Егор – из местных. Вся в белом и накрахмаленном. Дура та еще. Как можно трахаться с имбецилом? Зачем?!
– Карпатова ждет тебя. Рвала и метала тут часов с одиннадцати. Поднимись к ней.
– И тебе привет, – грустно сказал Егор.
Для того чтобы подняться на второй этаж, ему нужно было открыть замок, вваренный в решетчатую дверь, а затем и второй запор, уже на верхнем этаже. Учреждение специальное, этим все сказано. Ключи он не сдавал, так и ходил со связкой с работы домой и обратно.
Три смены санитаров по два человека в каждой обеспечивали работу учреждения, рассчитанного на сто двадцать постояльцев. Уже несколько лет заведение использовалось на треть от номинальной мощности. Пациенты начала девяностых, крыша у которых съехала из-за экономических проблем в стране, со временем рассосались. Остались лишь те, кого отпускать в свободное плавание было опасно как для общества, так и для них самих.
Финансирование областной специальной психиатрической больницы № 141 на данный момент нельзя было назвать достаточным, но на кашу и мелкий текущий ремонт хватало. У заведующей всегда были наличные деньги на то, чтобы подкупить чего-то самого необходимого. Как она умудрялась, никто особо не спрашивал. Может, мертвые души или какие левые договора. В их медвежьем углу не бедствуешь, вот и ладно.
А так, лес кругом, грибы, ягоды. Рыба в озерах. Деревня под боком. Свежее вареное яйцо на завтрак.
Легко ли было Егору работать здесь, с психами? Вряд ли. Общение с душевнобольными сжигает тебя изнутри, расшатывает нервы, заставляет находиться в постоянном напряжении. Иногда бессонницу не унять ни алкоголем, ни капельками с травками. У тебя пред глазами стоит лицо какой-нибудь сумасшедшей бабы лет тридцати, засадившей себе в пищевод ложку вместе с рукояткой и теперь стремительно синеющей от недостатка кислорода.
Это просто обед. А какие ужины тут бывают! К вечеру народец приободряется. Если бы не тонны таблеток, то персонал пал бы под натиском пациентов за час, максимум полтора. Те, кто еще ничего, содержатся в Челябинске. Им же достаются такие, от которых самый большой толк будет только после кремации – удобрение на поля.
Ему было с чем сравнивать. Он два года провел на свиноферме, той самой, откуда сегодня приезжал трактор. Там, стоя по уши в дерьме, в центре свиного концентрационного лагеря, Егор осознал все прелести человеческого бытия.
А тут все ж больница как-никак. Чисто. Все в белом. Аккуратно. Везде покрашено. Лампочки горят. Персонал вежливый или старается таковым быть.
Исключение – заведующая. Просто сука. Он сам притянул бы ее кожаными ремнями к койке на недельку. Чтобы она хоть на минуту остановилась и подумала о вечном.
Пока же ему приходилось терпеть. Все банально просто – нужны деньги. Сына надо как-то поднимать. А где еще взять их? Промысловик из него был никакой. По строительству он мог бы и поехать куда, да на кого оставит семейство и двор? Да и возраст уже сказывался.