– Не понимаешь? – Идель серебристо рассмеялась, что ничуть не подняло ему настроение. – Картины не уходят на изнанку города. Равно как и книги. И люди, которые должным образом принимают свою смерть. Эта картина… уникальна. Должно быть, единственная здесь. Один художник подарил. Есми. Он…
– Нарисовал ее уже на изнанке, – скучающим тоном закончил за нее Игни. – Все очевидно. А мне-то ты зачем об этом рассказываешь?
Радостное волнение на лице Идель прямо на глазах увяло и исчезло.
– Просто подумала, что тебе понравится.
– Почему?
На самом деле он уже знал причину. И она бесила ничуть не меньше, чем отсутствие минимального набора привычных вещей.
Идель не реагировала. Его злость и ее замешательство буквально висели в воздухе.
– Все еще думаешь, что я чувствительный? – Раз она не посчитала нужным ответить, Игни сделал это сам. И, судя по тому, как она вскинулась, попал в точку. – Наверное, решила, что я отличаюсь от тех. – Он неопределенно махнул рукой в сторону окна, имея в виду остальных конвоиров Предела с колоритным Ариманом во главе. – Так вот – ни хрена подобного! Я точно такой же – неотесанный и грубый. И ни черта не смыслю в живописи. Вообще ни в чем. Кроме Есми. Это понятно?
С последним словом Игни снова взглянул на дурацкий рисунок мертвого художника.
И провалился внутрь.
Тот самый тротуар. Черные столбы фонарей. Пустая церковь с темными окнами. Он шел вперед. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, но он знал, что надо идти. Еще немного, всего пара домов – и Стрелка. Там, где рельсы сворачивают на мост. Ему туда. Мост влек к себе обещанием избавления от страха. Как же он раньше не додумался? Больше не придется возвращаться домой. Больше не придется возвращаться вообще никуда. Мост. К мосту. Пройдут вечная тошнота и дикие, изматывающие головные боли. Женский голос звал его странным именем Игни. Почему? Его ведь зовут совсем иначе… Голос не умолкал. Пусть.
Что-то сильно шибануло в спину. Повернул голову – асфальт.
Надо вставать. Надо идти. Мост.
Всего два дома. Ну же. Давай. Сделай это.
Мост был важен как «искусственное сооружение, возведенное через реку, озеро, болото, пролив или другое физическое препятствие».
Под мостом была
Вода оказалась ближе, чем он думал. Плесканула в лицо и щекотными струйками устремилась вниз по шее…
– Порядок. – Ладонь размером в две обычных дружески огрела Игни по щеке. Дружески – в понимании Гила. У Игни от подобного проявления заботы в глазах потемнело.
– Это все из-за меня. Я виновата, – испуганно оправдывалась Идель где-то на краю сознания.
– Подожди, может, это не то, о чем мы думаем, – утешал ее Гил.
Сам Игни ни о чем не думал. Остатки чужих мыслей выветривались из головы медленно, как воспоминания о последнем утреннем сне.
– Надо сказать Ариману, – дрожащим голосом говорила девушка. – Если это действительно
– Таша сама этого захотела. И все для этого сделала. – От их мудреного диалога и без того нестабильное сознание Игни грозило чинным шагом вернуться к бреду о мостах. Там и то больше смысла. – Таша сдалась. И давай больше не будем о ней вспоминать. Игни другой. Может, вообще еще не Вуаль.
– Все сходится, – в голосе Идель зазвучали истеричные нотки. – «Сон изнанки» видел его лицо. И эти провалы… Уже второй. Гил, это точно Вуаль. «Сон» его забирает…
– Рано паниковать. Посмотрим, что будет дальше. Но Ариманычу лучше быть в курсе, тут я с тобой согласен.
– Я сам решу, – подал голос Игни. Правда, вышло не так убедительно, как он рассчитывал. Бледненько вышло, откровенно говоря. – И вообще… Вуаль-фигаль… Время идет, а мне еще новые владения дозором обходить.
Из своего положения «лежа на спине» он смог сполна насладиться неуверенной улыбкой Идель, хоть и в перевернутом виде.
– Владения прошарим вместе, – заверил Гил.
Дружище Гил, что бы он без него делал? Так бы и валялся, поди, там, в психушке, причем разделанный на запчасти гигантским топором. В таком виде, что даже под вуалью на люди стыдно было бы показаться.
Вот же, прицепилось…
– Но после этого – сразу к Ариману, – строго добавил Гил прежде, чем уйти в Полупуть.
Игни еще раз оглядел замершую у окна фигуру Идель и закрыл глаза, не заботясь тем, что лежит на полу. Только убедился, что карабин по-прежнему рядом.
Прочее казалось несущественным.
Ее робкое «прости меня» настигло его уже в Полупути.
Гребной канал
Яблоки закончились быстро. Воды снова не было. Ни Лена, ни Колька не объявлялись.
Изнанка сделала ход и теперь ждала ответного.
Поначалу Ника твердо решила терпеть до ночи. Мысль о том, чтобы куда-то идти по этому пустому городу, знакомому и чужому одновременно, угнетала сильнее навязчивых мыслей о борще и говяжьих отбивных. То ли дело Полупуть.
Нет здесь ни борща, ни отбивных. Даже в виде отдельных ингредиентов. Потому что местные жители, если они вообще есть, не нуждаются ни в пище, ни в воде. Они мертвые.
Игни… От одного только имени в носу защипало. Так нельзя. Хватит себя изводить. Все равно от этого ничего не изменится.