Двоедушник

Ника взобралась на подоконник, уткнулась лбом в прохладное стекло и наблюдала за тем, как оно мутнеет от ее дыхания.

Интересно, сколько сейчас времени? Что день, что утро, что вечер – за окном одна и та же картина. Пустое белое небо. Вовсе не облака. Матовое ватное нечто. Просто в какой-то момент – оп! – где-то наверху гасят свет. Не сказать, что солнце. И не лампочку. Даже не свечу. Просто свет.

Одни сплошные «не». Вся изнанка – глобальное отрицание.

Нигде. Ничего. Нет.

Но где-то здесь есть Игни. И скоро она его увидит. Надо только дождаться ночи. Арсеника знает, что делать. Она найдет его, а потом… Какая разница, что станет с ними потом? Игни не допустит плохого. Он сильный. Он справится. Главное – встретиться. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.

От неподвижного сидения на подоконнике Ника еще острее ощутила голод. Покинув свой наблюдательный пункт, она в сотый, должно быть, раз обыскала пустые шкафы и кухонные ящики приютившего ее дома. Как и следовало ожидать – ничего нового. Сунув руку во внутренний карман куртки, она вытащила свернутую тетрадь со стихами Арсеники. Некоторое время задумчиво разглядывала потрепанные листы. В голову пришла дикая мысль, что в крайнем случае можно попробовать сжевать бумагу… в войну, наверное, и не такое ели.

Фу. Вот же глупость.

Прихватив пустую банку, в которой Лена приносила воду, она выскочила на улицу.

Надо же, снег пошел. Редкие белые хлопья. Но по-прежнему тепло. Ника запрокинула голову и попыталась поймать снежинки губами. Но местный снег не был водой. Снежинки не касались лица, не ложились на волосы и, кажется, не достигали земли. Они исчезали без остатка гораздо раньше. Галлюцинация. Иллюзия. Изнанка зимы – просто потому, что на лицевой стороне она тоже есть.

А в остальном – ничего страшного. Ну, безлюдно. Ну, дома. Немногочисленные – лишь те, что были снесены в самом городе. Некоторые совсем уж странные, словно создания безумного архитектора, у которого все в голове перемешалось. Изба, вокруг – еще одна такая же, только понаряднее. Или гараж, из крыши которого прорастает второй этаж барака вроде Никиного там, на лицевой стороне. Это, наверное, те постройки, которые были возведены на месте старых и тоже ушли на изнанку, догадалась Ника. А в городе, к гадалке не ходи, пустырь или обугленный остов… Не такая уж редкая картина.

Она крутила головой по сторонам и брела в том направлении, где, по ее мнению, должна была находиться река. Шла и смотрела на свой же, только старый город. И правда, путешествие в прошлое, не так уж сильно Колька ошибался. Довольно невеселое, к слову, прошлое. На этом месте потом окажется Сенная площадь? С ее громадным перекрестком, трамваями, высотками, автобусами и пробками? Уму непостижимо. Поросший бурьяном пустырь. Еще пара домов на другой стороне улицы – Ника их помнила. Там, в городе, они слепо взирали с обочины бельмами заколоченных фанерой окон. Посреди всеобщего запустения нелепыми громадинами возвышались два трамплина, словно только что сданные в эксплуатацию. Только что – это году эдак в тысяча девятьсот шестидесятом…

К реке, как и на лицевой стороне, вела дорога с довольно сильным уклоном. Начиналась сразу за домами и вилась вдоль оврага – все вниз и вниз. Здесь почти ничего не отличалось от привычного оригинала, за исключением того, что отсутствовал монастырь.

Хорошо, что река никуда не делась. Вода и деревья… Те же, что и в городе. Прорастают сквозь лицевую сторону до самой изнанки? Все видят, все знают.

Тоска накатывала тем сильнее, чем тщательней Ника загоняла ее внутрь с самого начала.

Дом. Мама. Река. Эти деревья. Игни. Игни…

Она поморгала, потерла глаза ладонью. Усилием воли отогнала мысль о том, что если бумага не пойдет, то можно попробовать на вкус траву и кору деревьев. Поудобней перехватила банку и решительно направилась к кромке воды. Подошвы ботинок увязали во влажном песке. Сверху сюрреалистично опускался снег – будто перышки, выбившиеся из огромной перины чужого неба.

Ника присела на корточки и зачерпнула воду ладонью. Вода оказалась противно теплой и попахивала покойниками. Чудное сравнение, особенно с учетом того, что покойников она в жизни не нюхала. И вообще, нечего себя накручивать. Вода как вода.

Ника протянула руку за банкой, которую поставила у ног, и не обнаружила ее на прежнем месте.

При мысли, что придется возвращаться ни с чем, внутри все оборвалось.

Банка только что была здесь. Вот и отпечаток донышка на песке остался. Не могла же она уйти своим ходом. Это слишком – даже для изнанки.

– Ну, и топала бы сюда сама, раз такая шустрая, – борясь со слезами, прошептала Ника и уселась прямо на влажную землю. Какая теперь разница, чистая у нее одежда или грязная? Никому нет дела. Никто не смотрит. Никого нет. Все умерли…

Прекрати. Пожалуйста.

До чего же ноги болят… Подавив стон отчаяния, она снова набрала в ладони воду, с отвращением сделала глоток – на вкус как грязная тряпка, в которую заворачивали рыбу, – а потом ополоснула лицо. Провела влажной ладонью по волосам. Выглядит, наверное, не лучше Есми…