Двойка по поведению

Орехов отнюдь не был сильно впечатлительным, однако уже после того, как с едой было покончено, предусмотрительность Казика оценил: вкушать вкусные яства и одновременно рассуждать о собачьем дерьме — не самое приятное сочетание.

— Значит, Саранцева после похорон отправилась к себе домой, и около подъезда получила плюху в спину? — уточнил майор.

— Она ее получила, свернув за угол дома, — уточнил, в свою очередь, Казик. — Шла в своем новом, причем белом, плаще и вдруг почувствовала, будто ей что-то в спину шмякнулось. Елизавета Максимовна оглянулась, но никого, естественно, не увидела. Потому как кинули из-за угла.

— И за угол она, конечно, не побежала, — не столько спросил, сколько констатировал Орехов.

— Борис Борисович, голубчик! Ну, вы же себе представьте ситуацию! Во-первых, девушка испугалась. Любой бы испытал нечто подобное. Пусть это не больно, не камень все-таки, но даже если просто неожиданно сзади руку на плечо положить… Сильно вздрогнешь. Во-вторых, когда Елизавета Максимовна стала себя оглядывать, сняла плащ и увидела, чем в нее швырнули… Ощущение, мягко говоря, далекое от приятности. Опять же плащ новый, белый, не дешевый, особенно для учительской зарплаты… Ну да, она все-таки побежала за угол, однако там уже никого не было — ни человека, естественно, ни собаки. Впрочем, собаки, вероятно, вообще не было, ее добро вполне могли принести с собой.

— Специально для Саранцевой?

— А почему нет?

— Зачем? Чтобы просто нагадить — и на ее одежду, и ей в душу?

— А что это вас так сильно удивляет? — спросил Казик. — Особенно в свете последних событий. Я имею в виду тетрадь Пироговой.

— Да, пожалуй, не очень, — признался Орехов. — Только как-то все это… — он покривился, — глупо. Причем чем дальше, тем глупее. Если это все, конечно, связать с убийством. Сначала преступник подбрасывает украшения и телефон Пироговой дворникам. Вроде как на них пальцем указывает. Ну, в общем-то, логика здесь есть. Но тоже какая-то кривая. А если бы зоркая Капитолина Кондратьевна не заметила валяющийся около дворницкой брелок Пироговой? А если бы этот Арнольдыч с метлой, обнаружив телефон с побрякушками, не сунул бы их в стол, а куда-нибудь припрятал? А если бы не стал все это барахло вытаскивать, а оставил бы в мешке, что он и сделал, а в результате никаких бы отпечатков пальцев на вещах мы не обнаружили, что и произошло? Теперь тетрадь. Я не думаю, что Саранцева такая уж дура набитая, чтобы отправить на тот свет Пирогову, стащить у нее кондуит, потом самой же о нем следователю рассказать и при этом запихнуть улику в собственный шкаф, откуда она и выпала на глазах у школяров.

— Вот именно! Тетрадь явно кто-то подбросил.

— А если бы Саранцева еще год в шкаф не залезла? Это ж не сумочка ее, и даже не стол, который под рукой.

— Тут все не так нелогично, — заметил Казик. — Елизавета Максимовна мне подтвердила, что довольно часто пользуется на уроках энциклопедией. И об этом многие могли знать. По крайней мере, ее ученики уж точно знали. А тетрадь как раз за энциклопедию и засунули.

— То есть ученички, детки золотые? — Орехов посмотрел скептически.

— Борис Борисович, неужели вы еще не поняли, что в Двадцатой гимназии не любят сор из избы выносить, но внутри родного коллектива на первом этаже чихнули, а на последнем тут же инфекции испугались?

— Ну да, ну да, — покивал майор. — Только насчет сора из избы… Вот Борзенков взял и все вам выложил про фокусы этого самого родного коллектива. Чего вдруг? Счеты решил свести?

— Ничего подобного, — опроверг Аркадий Михайлович. — Я ему честно объяснил причину моего интереса. Он честно этот интерес удовлетворил.

— И рассказал про грязные делишки в гимназии.

— Ой! Я вас умоляю! Можно подумать, он мне открыл военный секрет! Вы же понимаете, что этот секрет на самом деле хранится в карточном домике. Ткни пальцем, и весь этот домик развалится. Да и зачем разваливать домик, когда и так многие не раз заглядывали в замочную скважину и даже побывали внутри? В большинстве наших школ, особенно престижных, вы обнаружите то же самое. Только почти все, кому надлежит присматривать за нашим образованием, делают вид, что они слепы, глухи и немы. А Сергей Игнатьевич, если так можно выразиться, человек старой закалки. Ему эти новые правила игры конечно же претят, но что поделаешь…

— Очень даже поделаешь, — пробурчал Орехов. — Взял бы да и послал все к черту. И эти игры, и эту гимназию, и этих золотых деток вместе с их алмазными учителями. Давно бы уже мог на пенсию отправиться.

— Он и отправится. Нынешний учебный год у него последний. Он так решил. Нынче Сергею Игнатьевичу исполнится 75 лет и 50 лет, как он работает в этой школе.

— Да ну? — Майор аж присвистнул. — Полтинник на одном месте?! Вот уж кто все про всех и обо всем знает! Ценнейший кадр!