Двойка по поведению

— Все равно мы потратили время и силы на выяснение всех этих глупостей с тетрадкой и прочей ерундой!

— Борис Борисович, дорогой! — взмолился Аркадий Михайлович. — Да разве ж тетрадка — ерунда? Это же у вас важнейшей уликой было! Опять же, будьте справедливым. — Казик посмотрел укоризненно. — Вы пальцем не шевельнули, чтобы разобраться, кто пакостит Елизавете Максимовне. С этим, замечу вам, разобрался Владимир Николаевич.

— Ну как же! — фыркнул Орехов. — Сначала перепугался, а потом разобрался!

— Да, разобрался. Разве нет? А перепугался… Ну, конечно, перепугался. А как бы вы отреагировали, если бы… — Казик несколько секунд помолчал и выдал: — Вас могли обвинить в том, что вы совращаете свою подследственную да к тому же несовершеннолетнюю?

— Вы спятили! — У майора не только усы вздыбились, но и лысая голова побагровела.

— Ничего не спятил. Томашевская — его ученица и к тому же несовершеннолетняя. Это с одной стороны. А с другой… Знаете, Борис Борисович, я вполне допускаю, что приличный мужчина не станет трезвонить всему честному народу о юной девушке, которая назначила ему свидание и которой этот мужчина отказал в отношениях. Только не тычьте, пожалуйста, пальцем в Саранцеву. Это не Владимир Николаевич, а Елизавета Максимовна была инициатором всяких разговоров в школе.

— А в итоге мы получили какой-то мексиканский сериал! Куча тайн, а на поверку чушь собачья. Особенно с этим кондуитом, будь он неладен! Хотя мутная… ох, мутная история. Как на самом деле он попал к Томашевской, если незадолго до смерти Пироговой эту тетрадку видела на столе нашей убиенной Саранцева?

— Да так и попал, как Томашевская вам в итоге рассказала. Я думаю, она говорит правду, — заметил Казик. — Она и Валера Мухин обнаружили мертвую учительницу химии. Валера побежал к директору, а Лина, барышня отнюдь не пугливая, осталась в классе. Тут она и заметила лежащую на столе знаменитую тетрадь Пироговой. И решила этот сборник школьных прегрешений припрятать. Вскоре выяснилось, что Саранцева вроде как имеет виды на Гриневича и тот не возражает… Заметьте, Лину, первую школьную красавицу, отверг, а какую-то пигалицу-литераторшу — нет. Что делает первая красавица? Мстит! Причем не физруку, а литераторше. Подсовывает ей в шкаф кондуит Пироговой, точно зная, что не сегодня так завтра сюрприз обнаружится. Правда, до этого Лина вознамерилась было вырвать страницу, где Пирогова уже начала записывать прегрешения одиннадцатого «А» и непосредственно самой Томашевской, но вовремя сообразила, что это может вызвать подозрения. Вот откуда надорванная, но не вырванная страница в кондуите. А что касается запаха… Оказывается, эта туалетная вода продается в достаточно больших флаконах, и Лина ее переливает во флакончик маленький. А у флакончика пробка выпала, и все вылилось в сумку, попав на тетрадь. Но вот тут уже Лине соображения не хватило, она совершенно не подумала, что замшевая обложка хорошо и достаточно надолго запах впитает. А уж о том, что этот запах вспомнит Владимир Николаевич, вообще, полагаю, мало кому могло прийти в голову.

— Ну, может, это и правда… — не стал возражать Орехов. — Тем более что Томашевская в тот вечер в школу не заходила. Никто ее не видел.

Беседа, начавшаяся с грозовых раскатов и метания молний, закончилась в конце концов тем же, чем и заканчивается обычно гроза, — тишиной и умиротворением.

На прощание Орехов сказал:

— Казик, мы с вами еще вчера договорились, что вы пообщаетесь с Борзенковым насчет тех трех парней — Руденко, Ефремова и Краснова.

— Борис Борисович, неужели вы думаете, что, если бы я имел какую-то информацию, я бы так долго занимался с вами препирательствами по вопросу, который вполне уже можно считать второстепенным?

— Ну, — устало вздохнул майор, — эти бывшие пацаны вообще могут быть третьестепенными.

— Не исключено, — согласился Аркадий Михайлович. — Но я вчера не дозвонился Сергею Игнатьевичу. Сегодня утром я выяснил, что он уехал к сыну в Академгородок, домашнего телефона сына никто не знает, а сам Сергей Игнатьевич появится у себя дома только к вечеру.

— А на мобильник вы позвонить не догадались?

— Увы, Сергей Игнатьевич не пользуется мобильным телефоном.

До Борзенкова Казик дозвонился около пяти часов вечера. А спустя час перезвонил Орехову.

— Борис Борисович! Не желаете ли пожаловать ко мне? Только, к сожалению, у меня нет ужина. Я как-то не заметил, что извел все запасы. Представляете?!

— Не представляю! — совершенно искренне удивился майор.

— Зато я, кажется, вычислил, кто и почему убил Галину Антоновну Пирогову.

Орехов примчался к Казику с такой быстротой, словно ракету оседлал.

— Ну? — спросил с порога и тут же протопал на кухню, плюхнулся на стул, отер рукавом лысину. Создавалось впечатление, что не майор летел на ракете, а ракета летела на нем. — Только без ваших любимых театральных эффектов! Точно, ясно, конкретно.

— Как будто я вечно спектакли всякие устраиваю, — изобразил обиду Казик.

Орехов лишь отмахнулся.