Двойная жизнь Алисы

Полину, я думаю, тоже не пригласят, но по другой причине: вранье в сетях. Создавала в сетях ложный имидж семьи: весь август публиковала в Инстаграме и Фейсбуке фотографии их поместья в Тоскане, а потом оказалось, что они все лето просидели на даче. То ли поместье было не их, то ли это были не они… Полина сказала, что делала это по просьбе мамы, не для нас, а для маминых подруг. Мы с Иркой убеждали всех: не судите, не судимы будете, ну, создает человек свой имидж в Инстаграме… но все судили. Зло смеялись, спрашивали Полину, как она это делала: привезла антикварную мебель на дачу, фарфор, цветы расставила, морепродукты по тарелкам разложила, сфотографировала, а потом все обратно растащила и в трениках в гамак улеглась?.. Полину не пригласят, она ненадежная, может опубликовать что-нибудь не то.

Девчонки совсем взбесились и начали нервно хохотать и, по предложению Мадлен, играть в тотализатор, делать ставки, кого из нас пригласят. Я показала Ирке глазами: не расстраивайся, они дуры. Париж пофиг, Париж в нашем воображении, а не в «Галерее Лафайет», не в очереди туристов на Эйфелеву башню… Но Ирка (я знаю, я все про нее знаю) все равно чувствовала себя неловко.

И тут пришла мама.

«О чем шуршим, девчонки?» — спросила мама с видом демократичной королевы, заглянувшей на чай к своим подданным.

Есть специальный вид и голос для приема моих гостей: как будто все без нее жутко скучали и вот наконец-то она смогла уделить нам частицу своего драгоценного времени. И теперь начнется веселье, и она будет весь вечер на арене, такая крутая и одновременно доступная, а когда уйдет в великолепное далеко, нам, второсортным, покажется, что жизнь ушла вместе с ней. Всегда одно и то же. Она даже друзей моих хочет отнять!

Все верноподданнически кинулись рассказывать, о чем шуршим: полет в Париж бизнес-классом, отель «Ритц», ночной клуб на Монмартре. И еще сюрприз, вот только стало известно: из Парижа все полетят в Лондон, тоже в «Ритц». При слове «Лондон» я почувствовала, как Ирка напряглась, хотя мы уже битый час обсуждали Катин д.р.

Мама сказала: лондонский «Ритц» не так хорош, как парижский, красно-бело-золотой, но почему «Ритц», к чему такая пышность для детского дня рождения, на день рождения Рахили сходите в боулинг и Макдоналдс. Она пошутила, все засмеялись, но подумали «может, и правда глупо», и Ирка расслабилась.

Мама… кое-чего у нее не отнять: она точно следует своим правилам. Для нее делом чести является не замечать любого проявления богатства: говорить об этом — дурной тон. Мы столько раз были в гостях у разных богачей: если она хорошо относится к человеку, то промолчит, словно роскошная яхта или дворец так же обыкновенно, как Иркина двухкомнатная квартира в Купчино. Кстати, когда она меня впервые к Ирке привезла, то внимательно все рассматривала и хвалила, будто это не двухкомнатная квартира, а золотой дворец. Мне потом сказала: «Людям это трудно досталось, а ты дура!» Почему я дура? Я знаю, что они до сих пор выплачивают ипотеку, и даже знаю, что выплаты по ипотеке составляют две трети зарплаты Иркиного отца.

К своему благосостоянию мама относится так же — как бы не замечает. Типа радуются дорогому только нувориши. Она в своей повседневной горностаевой мантии не может даже предположить, что у нее могло бы всего этого не быть! Гордиться позволяется только своим происхождением (да вы помните, Семьей).

В ней и правда есть какой-то магнетизм: все забыли про унизительное гадание, пригласят ли нас, и начали обсуждать новый спектакль в МДТ и как Додин видит Чехова, вернее, обсуждала она сама с собой, потому что больше никто спектакль не видел (обычно я хожу с ней, но я ведь теперь инвалид). Все смотрели на нее обожающими глазами, обожали, преклонялись, восхищались. И лишь Ирка (молодец, хороший друг) вставила что-то про мое оригинальное видение Чехова.

У нее (у мамы, не у Ирки) талант принимать гостей: с ней сначала интересно, а когда гости устанут от интересного, с ней смешно. Она умеет сделать фразу вечера, — когда все повторяют одну фразу и смеются. Не удивлюсь, если она придумывает эти свои сценки и репризы заранее, а потом прокручивает, как пластинку. Сегодня изобразила в лицах сцену в ресторане в Ницце: русский, толстяк, отец семейства, окружен детьми от разных браков, младенцами с нянями и подростками с гувернантками. Весь вечер угрожает каждому из детей: «Ах, вот ты как! Не хочешь есть! Ах, ты уже наелся! Ты у меня сейчас полетишь в Москву! Один! Без няни!» И все стали говорить по любому поводу: «Ах, ты еще одно пирожное съела! (или „Ах, ты смеешься?!“) Ты у меня сейчас полетишь в Москву! Одна! Без няни!» Когда все смеются фразе вечера, это создает такой удивительный эффект близости, как будто это лучший вечер в жизни.

— Я ведь тоже там была, но ничего не слышала, — сказала я обиженно.

— Нужно уметь замечать смешное, — сказала мама, совсем как великолепная прима Джулия жалкой актриске, у которой она украла самую выигрышную сцену.