Двойная жизнь Алисы

Только я стал примеряться, как незаметно подложить ему папку с эскизами, как вошли Алиса Ивановна и Татьяна Николаевна. Забрали у меня папку с рисунками. Они надо мной подшутили, заставив донести папку! Хорош бы я был, если бы на виду у всех пытался подбросить эскизы…

Лебедев снял картуз (открылась лысина во всю голову), подозвал Татьяну Николаевну, смотрел рисунки долго, внимательно, Татьяна Николаевна заметно нервничала.

— Вот у вас тут лошади… Художник должен знать материал. А вы знаете лошадей?

— Я сделала в той же манере, что и предыдущую книгу, — ответила Татьяна Николаевна. — Вы говорили: «Страница должна приковывать внимание ребенка целиком, ребенок сначала понимает общий замысел, а потом детали», — я так и делала.

— Я говорил?.. Да, я говорил… — Лебедев одновременно что-то рисовал. — А может быть, вы попробуете сделать эту книжку совсем иначе, чем предыдущую? Вот вы нарисовали лошадей, но совсем их не знаете… — Он показал Татьяне Николаевне свой рисунок, сделанный во время разговора: — Вот здесь видна разница между рысаком и скаковой лошадью… Хотите посмотреть на лошадей? Хотите со мной на бега? У меня есть такое свойство: я хожу на бега.

Он сказал «такое свойство», как будто ходить на бега был не его выбор, а неотъемлемое свойство, как лысина.

Татьяна Николаевна взглянула, улыбнулась, и он тут же свел это двусмысленное приглашение к шутке:

— Лошади — это не ваше, звери — это не ваше. Хотите, я дам вам сделать Введенского?

Татьяна Николаевна кивнула. Как достойно она держится… Ма tante говорит: «Пролетарки не умеют держать спину, горбятся и крючатся». Видела бы она, как красива Татьяна Николаевна, как она держится!

Сзади ее немного подтолкнула другая художница с папкой, чтобы та поскорей уступила ей место у стола, и Татьяна Николаевна отошла со счастливым лицом. Счастлива, что дадут сделать Введенского? Хороший, наверное, писатель, раз она так радуется. Или она радуется любой работе, любому заработку?

Все разговаривали, смеялись, показывали друг другу рукописи и рисунки: у них общее дело — детская литература.

Книги для детей… Ма tante считает, что сейчас самое подлое время в истории России: пролетарии превращаются в мещан. Добродетели даются воспитанием и средой, а в мещанско-пролетарских семьях нельзя ожидать от детей вежливости и уважительности к старшим. Только мне покажется, что у Ма tante один креп-жоржет на уме, как она обнаруживает способность мыслить. По мысли Ма, дети из этих семей и сметут культуру. Но она совсем отрицает значение образования! Посмотрела бы Ма, что здесь происходит, какое благородное дело делают Маршак и Лебедев, чтобы «дети мещан» читали, нравственно образовывались! У всех людей в этой комнате есть смысл жить.

Что толку говорить многозначительно и важно, но один раз можно, когда вдруг постигаешь смысл жизни, для чего человеку стоит жить. Смысл жизни в том, чтобы просвещать и нравственно образовывать.

Я не знал, можно ли будет сопровождать Татьяну Николаевну домой, на всякий случай держался неподалеку.

Татьяна Николаевна уже двинулась к выходу из редакции, как к ней подошел странного вида человек. В издательстве не было ни одного не странного, но этот был из всех самый странный. Высокий, элегантный, в котелке и с тростью, во рту трубка, одет в поношенное пальто и брюки до колен, из-под коротких брюк серые чулки. Мой дед сфотографирован в котелке и с тростью на бульваре Османа в Париже в прошлом веке. Но сейчас двадцатый век, сейчас даже чищеные ботинки являются редкостью, и уж точно никто не ходит с трубкой, тростью и в котелке. Взрослый человек, а одевается как литературный персонаж!

Ма tante говорит, что в наше хамское время никто не целует руку даме. Но он, сняв котелок, поцеловал Татьяне Николаевне руку. Затем открыл окно, вышел в окно, прошел по карнизу над набережной Екатерининского канала[21] и вошел в другое окно. И все это с невозмутимым лицом, с трубкой во рту. Не вынимая трубки изо рта! Над набережной Екатерининского канала!

«Ах, Даниил Иванович…» — только и сказала Татьяна Николаевна и спустилась вниз, я за ней. Как вышли на Невский, Даниил Иванович начал креститься на Казанский собор. Он долго крестился, прохожие так и застыли, глядя на него: ведь люди сейчас скрывают свою веру. К нему подошли два моих знакомца, и они все вместе стали обсуждать, что им не заплатили гонорары. И вдруг все втроем опустились на колени и сложили руки, как будто молятся, чтобы заплатили гонорар. Татьяна Николаевна улыбалась. Она не только хороша собой, у нее необыкновенно благородные манеры! Вот уж о ком Ма tante не сказала бы, что в ней не узнаешь потомка хорошего рода.

Татьяна Николаевна сказала им «хорошо, на минутку», и мы пошли в пивную напротив дома Зингера. Она называется «культурная пивная», потому что редакторы из Детгиза работают тут с авторами. Мраморные круглые столики, подают на блюдечке моченый горошек и рубец, к нему дают вилку-двузубец из закрученной проволоки.