— Знаю, Пенни. Жаль только, что именно эту речь он не написал заранее.
— Постарайтесь сделать все, что в ваших силах!
Так я и сделал. Начал с того, что заменил гортанными германизмами «брюшные» латинские выспренности, которыми можно было вывихнуть челюсть. Но вслед за этим я вышел из себя, побагровел и порвал речь в клочки. Только импровизация может доставить удовольствие актеру и остается сожалеть, как редко приходится ему иметь с ней дело.
В качестве слушателя я выбрал Пенни и добился от Дэка Бродбента заверения в том, что меня никто не будет подслушивать (хотя подозреваю, что эта здоровенная дубина обманула меня и подслушивала сама). Через три минуты после начала речи Пенни разрыдалась, а к тому времени, когда я закончил (двадцать восемь с половиной минут — ровно столько, сколько было обещано для передачи), она сидела неподвижно, в каком-то странном оцепенении. Боже упаси, я вовсе не позволил себе никаких вольностей с прямой и ясной доктриной экспансионизма в том виде, в котором она должна была провозглашена ее официальным пророком — достопочтенным Джоном Джозефом Бонфортом; я просто немного видоизменил облик его заветов, воспользовавшись, главным образом, выражениями из его прежних речей.
И вот ведь что странно — я верил каждому слову из того, что говорил.
Ну, братцы, скажу я вам, и речь же у меня получилась!
После этого мы все собрались послушать запись и посмотреть мое стереоизображение. Здесь был и Джимми Вашингтон, присутствие которого держало в узде Билла Корпсмена. Когда речь кончилась, я спросил:
— Ну как, Родж? Будем вырезать что-нибудь?
Он вынул изо рта сигару и ответил:
— Нет. Если хотите, чтобы все было в порядке, послушайтесь моего совета, шеф, пустите ее в таком виде, в каком она есть.
Корпсмен снова удалился — но зато мистер Вашингтон подошел ко мне со слезами на глазах — слезы в невесомости совершенно излишни — им некуда течь.
— Мистер Бонфорт, это было прекрасно!
— Спасибо, Джимми.
Пенни вообще не могла произнести ни слова.
После просмотра я отключился. Удачное представление всегда выжимает меня досуха. Я спал больше восьми часов, и тут меня разбудила корабельная сирена. Я привязался к койке — ненавижу плавать во сне по всей каюте. Но я и понятия не имел о том, что мы стартуем, и связался с рубкой, не дожидаясь второго предупреждения.
— Капитан Бродбент?
— Секунду, сэр, — услышал я голос Эпштейна.
Затем мне ответил сам Дэк.
— Да, шеф? Мы стартуем по расписанию — в точности, как вы распорядились.
— Что? Ах да, конечно.
— Думаю, мистер Клифтон скоро будет у вас.
— Отлично, капитан. — Я снова откинулся на койку и стал ждать.
Как только мы стартовали при ускорении в одно «же», в каюту вошел Родж Клифтон. Он выглядел очень обеспокоенным. Я никак не мог понять, чем. Здесь были признаки и триумфа, и беспокойства, и смущения.
— Что случилось, Родж?
— Шеф! Они хотят нанести нам удар! Правительство Квироги подало в отставку!
Глава 7
Спросонья я еще туго соображал, и чтобы хоть немного прояснить свои мысли, помотал головой.
— Отчего это вас так беспокоит, Родж? Ведь вы, кажется, именно этого и добивались?
— Да, конечно… но… — Он засмеялся.
— Что? Я не понимаю. Вы все целыми годами работали и строили планы, как бы добиться этого, а теперь выглядите как невеста, которая начинает перед самой свадьбой придумывать, а не бросить ли ей всю эту затею. Почему? Нехорошие дяди ушли, и теперь божьи дети обретут кров над головой. Разве не так?
— Э-э-э… вы еще мало сталкивались с политикой.
— Вы это знаете так же хорошо, как и я. Я отделался от этого, когда был старшим над ровесниками в нашей группе скаутов. Это изменило меня.
— Так вот, видите ли, в политике главное — точно выбрать момент.
— Именно так всегда и говорил мой отец. А теперь, Родж, если я правильно вас понял, вы бы предпочли, чтобы Квирога по-прежнему находился у власти? Ведь вы сами сказали «нанести удар».
— Позвольте, я объясню. На самом деле мы добивались того, чтобы на голосование был вынесен вотум доверия. Мы выиграли бы его, и это привело бы к назначению новых выборов — но в такое время, когда это нам нужно, когда мы были бы уверены, что победим.
— Ах, вот оно что. А сейчас вы не уверены, что победите? Вы думаете, Квирога будет избран опять и еще пять лет будет возглавлять правительство… или, по крайней мере, его будет возглавлять сторонник партии Человечества?
Клифтон задумался.
— Нет. Думаю, у нас довольно много шансов победить на выборах.
— Что? Возможно, я все еще не проснулся. Разве вы не хотите победить?
— Конечно, хотим. Но разве вы не понимаете, что означает для нас эта обстановка?
— Кажется, нет.
— Так вот, правительство, стоящее у власти в течение конституционного срока своего правления, который длится пять лет, может в любое время назначить выборы. Обычно оно предпринимает такой шаг, когда наступает самый благоприятный момент. Но никто не стал бы подавать в отставку перед самыми выборами, если не оказано какое-то давление извне. Понимаете?
Я понял, что это действительно довольно странно, даже невзирая на всю мою антипатию к политике.
— Кажется, понимаю.