Двойня для Цербера

Выхожу из душевой, провожу руками по волосам, зализывая их мокрые назад, и повязываю вокруг бедер полотенце. Шлепая босыми ногами, иду по коридору. С меня струйками стекает вода, но мне на это плевать, как и на отсутствие одежды. Пусть привыкает. Скоро мое голое тело перестанет ее шокировать.

Решительно дергаю ручку двери и понимаю, что моя принцесса забаррикадировалась. Нет, девочка, никакие двери тебя уже не уберегут, раз я решил тебя присвоить.

Долблю кулаком в полотно, портя облицовку, и дергаю ручку так мощно, что чуть не вырываю механизм с корнем.

— Агния, открой живо!

Я слышу в комнате шорохи, ее тихие, крадущиеся шаги. Сидит там как мышка, надеется, что поможет. Нет уж, дорогуша, не на того напала. В игрушки играть не собираюсь.

— Я считаю до трех, и, если ты не откроешь дверь, я ее высажу. Мне это ничего не стоит.

Тут я не вру. Я вообще никогда не вру. И мое плечо гораздо крепче дверного полотна. Да я бы и с бронированным люком справился, если бы тот скрывал мою хотелку.

— Раз, — произношу я громко. — Два, — уже буквально выкрикиваю.

Дверь распахивается, и я получаю удар под дых. Это не я ее смял, она — меня.

Фарфоровая куколка, еще более юная без взрослой штукатурки и приклеенных ресниц. Бледная с припухшими глазками, которые при виде меня распахнулись на пол-лица. Наблюдаю, как жемчужную нежность радужки заволакивает серыми чернилами. Под полотенцем становится тесно, а сердце срывается в бешеный галоп. Все мое тело бесится и, что еще хуже, то же самое происходит с моей психикой.

В ее лице сегодня ни кровинки, и эта нездоровая бледность прибавляет прелести и привлекательности. Длинные подрагивающие пальцы судорожно вцепляются в полы халата на груди. Делает все, чтобы я ни в коем случае не увидел вновь той самой голубоватой жилки, которая, я уверен, трепещет там, под тряпкой. Пусть остается скромной леди. Для других. А со мной я хочу, чтобы Агния научилась быть раскрепощенной шлюхой. Такой и станет, когда поймет, что в ее теле для меня не осталось никакой загадки.

Прослеживаю траекторию ее взгляда. Вот он прикован к моему лицу, и уже мажет по голому, влажному торсу, а мгновение спустя падает туда, где полотенце. Вспоминает, что хорошие девочки не пялятся на полуголых мужиков, и растерянный взгляд потрясающих серых, как лучшая сталь, глаз вновь сцепляется с моим.

— Олег, прошу тебя, не трогай меня, — вновь лепечет Агния и пятится вглубь комнаты.

Я вхожу и захлопываю за собой дверь. Она мягко ступает по пушистому ковру, ускользая от меня. А я стою на месте, снисходительно наблюдая за этими смешными попытками ретироваться. Если сейчас бросится в ванную и попытается схорониться там, настигну в один прыжок. Сам затащу ее внутрь, посажу на край умывальника и сделаю то, чего она так боится.

Но Агния натыкается поясницей на изножье кровати и застывает как зверек, загнанный в угол.

— Ты не поняла? — усмехаюсь я. — Ты моя. Я буду тебя трогать, сколько мне вздумается. Шесть лямов евро. Это твоя цена. Если тебе так нужно кого-то ненавидеть, то гораздо логичнее ненавидь любимого дядю Ильдара. Вчера он получил свои деньги, и теперь я могу обращаться с тобой, как мне вздумается. Но если ты будешь хорошей девочкой, Ася, я проявлю великодушие.

Медленно, шаг за шагом, превращаю расстояние между нами в ничто. И вновь меня коконом окутывает ее будоражащий аромат. Это точно никакая не парфюмерия, а она сама. Обхватываю ладонью обострившуюся скулу, чувствуя, как моя крошка вся дрожит и вибрирует.

— Не нужно мне твое великодушие, — выплевывает Агния мне в лицо очередную порцию презрения.

Я бы уже осатанел от одной только этой фразы, но, вспомнив о ее первом оргазме, который все еще вибрирует на кончиках пальцев, остываю. Все это страх и глупые принципы. Я снесу и то и другое. В этом даже есть некий кайф.

— Я готов поверить в то, что ты гордая и станешь мыть полы, если что…но подумай о своей любимой семейке. Дядя твой себя подстраховал и свалит в любой момент. И тогда о твоих маме и братишке некому будет позаботиться. А я могу. И о тебе позабочусь, и о них. Буду добрым и щедрым, пока ты моя хорошая девочка.

Окаменела в моих руках. Еле дышит и только глаза живые. Они средоточие гнева. Но мне нравится эта жаркая ненависть. Пусть даже кричит о ней, когда кончает. Я не против. Любовь ее мне ни к чему.

Упираю свой лоб в ее, горячий и чуть влажный. Ловлю теплое дыхание, которое вырывается из сведенной спазмом груди. В следующий момент ее трепещущие ладошки упираются в мою грудь. Пытается меня удержать, но это касание только раззадоривает. Что, блядь, со мной творится? Обычная баба, а почву из-под ног выбивает напрочь.

Хочется причинить ей боль, обидеть, разодрать и заставить кровоточить. И в то же время тянет на нежность, плавность и заботу. Агния — нечто непозволительное, и из-за нее возникают мысли о несвойственных мне поступках.

— Я не смогу тебя полюбить, — проговаривает осипшим голосом, и от искренности этого обещания кровь в жилах вскипает.