Таким невежеством мы обязаны преподаванию истории в школах и университетах, где эта эпоха не входит в обязательную программу даже для специалистов-историков. И даже я сам, имея степень доктора социогуманитарных наук, до недавнего времени не подозревал о том, что две тысячи лет назад одни наши предки убивали других за цвет кожи и разрез глаз. Безусловно, это замалчивание было продиктовано благородными целями; вполне понятно стремление нашей расы забыть позорные страницы своей истории. Помнить надлежит только достойных людей и достойные дела – таково кредо каждого барнардца. Но именно поэтому мы оказываемся уязвимее перед собственной историей, чем земляне, копящие всё самое мелочное и отвратительное. Земляне хотя бы способны предвидеть, чего ждать от их прошлого; мы же впадаем в ступор, если это прошлое неожиданно вылезает из тёмных щелей и даёт нам по голове.
Это не метафора – прошлое материально, в чём мне пришлось убедиться самому. В данном случае оно материализовалось в виде расовой мины, которая две тысячи лет пролежала в земле и по неизвестной причине активизировалась в этом году при установке статуи в парке. Эта штука убила и искалечила более тридцати человек; среди них мой двоюродный сын Доран – он, скорее всего, на всю жизнь останется инвалидом, а ведь он мечтал заниматься археологией. Кто виноват в том, что целая жизнь ещё не остриженного юноши оказалась сломана в несколько мгновений? Как это ни ужасно, виноваты наши предки. И – наше невежество.
Нам необходимо смирить свою гордость перед землянами – нам есть чему у них научиться. В конце концов, их раса втрое или вчетверо древнее нашей, и хотя она развивалась крайне медленно, за ней преимущество миира. Опыт есть опыт, даже когда он отвратителен. Мудрость – в том, чтобы не игнорировать этот опыт. Мудрость могла бы быть в том, чтобы извлечь пользу даже из таких явлений земной культуры, как оскорбительная статья Льюиса Асланова «Четыре взгляда на барнардцев» (особенно оскорбительная потому, что содержит не ложь, а
Я вовсе не призываю перенимать у землян их легкомысленное отношение к стыду и их извращённое удовольствие, с которым они исследуют пороки, присущие разумным существам. Но, внимательно наблюдая за их опытом, мы могли бы суметь избежать некоторых ловушек нашей собственной культуры, и в первую очередь осознать ограниченность нашего кругозора – то, к чему землян приучают с малолетства. Цинизм землян во многом – оборотная сторона их культуры самопознания: слишком въедливое изучение себя неминуемо приводит к нелестным выводам насчёт природы себя и других.
29. МИГРЕНЬ
Марс, экспедиция D-12, 18 ноября 2309 года по земному календарю (19 сентября 189 г. по марсианскому).
К чести для Мэлори, ему быстро удалось взять себя в руки.
– Не время переходить на личности, – поморщившись от спазма в виске, сказал он. – Нужно вызывать поисковиков. Идёмте!
Подавая пример, он первым двинулся из столовой. Остальные потянулись за ним. По пути к медиа-залу Мэлори не покидало ощущение, что это всё какой-то кошмарный сон, от которого он вот-вот очнётся – что сейчас он откроет дверь, и Лаи окажется там, за компьютером, как всегда, бритоголовый и улыбчивый, и в своей обычной церемонной манере сообщит ему какую-нибудь новость. Но реальность была безжалостна.
Мэлори прошёл в медиа-зал, сел за компьютер сам и вызвал спасательную станцию.
Связь была отвратительной; человек на том конце не сразу понял, о чём идёт речь.
– Как – гость? Почему вы разрешили ему лететь одному?
– Никто ему не разрешал! – заорал Мэлори в экран. – Это была его собственная инициатива!
– Не кричите, – строго сказал румяный седовласый сотрудник центра. – А как он в таком случае взял из гаража машину?
– Это неважно, чёрт подери, – Мэлори уже чувствовал, как подступает тупая, пульсирующая боль. Свет от экрана начинал резать глаза. – Двадцать пятый квадрат, сектор сигма. Направьте туда поисковой отряд.
– Мы, конечно, направим, – внушительно сказал администратор, – но к вам возникают серьёзные вопросы. Как минимум о халатности…
– Когда отряд будет на месте? – перебил Мэлори.
– При данных метеорологических условиях – через четыре часа.
– Спасибо, – резко сказал Мэлори и прервал связь.
– Четыре часа? – Лика разгибала бог весть откуда взявшуюся скрепку. Её пальцы хрустели. – Сколько времени он уже пробыл в скафандре?