Двойной контроль

Раковые клетки есть у любого человека в любое время, как уяснила Люси на приеме иммунотерапевта доктора Сифорда. Иммунная система того, у кого выявили рак, просто-напросто не смогла эффективно справиться с этими клетками и остановить их злокачественный рост. Опухоль, сформировавшаяся в мозгу, генерировала химические вещества, подавляющие иммунную систему организма, и находила способы маскировать свое существование. Под воздействием опухоли Т-лимфоциты, солдаты иммунной системы, постепенно ослабевали, однако же опухоль не гомогенна, в ней присутствуют как раковые, так и другие клетки, иммунитет которых можно повысить.

Иммунотерапия в настоящее время считается самым многообещающим направлением современной онкологии. Она применяет коллаборационный, а не состязательный подход, что увеличивает шансы пациентов на благоприятный результат лечения. Там, где хирургу пришлось бы удалять опухоль целиком, чтобы избавиться от недуга, и предполагать, что он «выигрывает время», принимая во внимание риски операции, если удаляет 90 % опухоли, иммунная система всего-навсего должна быть эффективнее рака на 49–51 %, чтобы исцелить организм – исцелить самостоятельно, без радиационного выжигания, яда или хирургического вмешательства. Доктор Сифорд любезно согласился включить Люси в свое клиническое исследование, начинавшееся в январе. Ему удалось раздобыть некоторое количество очень дорогого ипилимумаба. Исследования рака мозга страдали от недостатка финансирования, потому что крупные фармацевтические компании отказывались принимать в них участие из-за сравнительного малого числа пациентов. Как объяснил один из ассистентов доктора Сифорда, пациенты, перенесшие другие онкологические заболевания – например, рак груди, рак простаты или рак прямой кишки, – с готовностью принимают участие в сборе средств на исследовательские нужды, а вот тех, кто выжил после рака мозга, не так уж и много, да и тех вряд ли удобно использовать для рекламной кампании.

– А вот я готова, – с вызовом сказала Люси.

Ассистент попытался замять свою бестактность, упомянув, что обычно имеет дело с глиобластомами и что у Люси перспективы гораздо лучше, но она все равно очень расстроилась, и на приеме ее правую ногу свела судорога.

За прошедший год шок первоначального диагноза несколько развеялся, но Люси все равно казалось, что она, тридцатипятилетняя женщина, выпадает из общепринятых поведенческих норм. Подростковые страхи и волнения, которыми она терзалась в юности, давно остались позади, а до болей, усталости, артрита и ограниченных возможностей искупить жизненные разочарования – завуалированных милостей старости, способных вызвать у человека желание поскорее встретить смерть, – было еще далеко. Известие о своем диагнозе она получила в то время, когда у нее вообще не возникало ни малейшего намерения «со всем покончить».

И все же, хотя она должна была стать участницей клинического иммунотерапевтического исследования как раз тогда, когда ее лучшая подруга должна была стать матерью, Люси чувствовала, что ей необыкновенно повезло, поскольку ее окружал океан любви. Ободряло и то, что сейчас онкология стояла на пороге революционных преобразований, а не просто пыталась хоть немного улучшить старые методы борьбы с «царем всех болезней», как назвал рак знаменитый американский онколог Сиддхарта Мукерджи[48]. Независимо от того, свершится ли революция в онкологии или нет, Люси следовало, как часто повторял Фрэнсис, отринуть и соблазны чрезмерного оптимизма, и страхи, и смирение с неведомым. Как ни странно, именно этим она сейчас и занималась, глядя из апартаментов Хантера на сумеречный парк, и на удивление спокойно воспринимала и свой недуг, и то, что она вообще была жива.

Сол и Крисси Прокош сидели в баре отеля «Дьюкс»; Крисси сказала, что «Нью-Йорк таймс» назвала этот бар одним из лучших в мире.

– Привыкай к лучшему в мире, детка. – Сол чокнулся запотевшим бокалом чудесного мартини с бокалом мутно-желтой «маргариты» Крисси и сгреб горсть орешков из серебряного блюдца на элегантном столике.

– Это любимый бар Йена Флеминга, – сказала Крисси.

– А это его любимый коктейль. – Сол сделал большой глоток. – Ух ты, отличный мартини!

– А почему я должна привыкать к лучшему в мире? – с лукавым вызовом спросила Крисси.

– Потому что у меня большие планы. – Сол опустошил бокал, притворно содрогнулся и попросил официанта: – Повторите, пожалуйста.

– Планы? – Крисси подалась вперед. – Ты же говорил, что хочешь дождаться завершения контракта, чтобы ускользнуть из цепких лап кровожадных юристов Хантера.

– Я тут кое-что прощупал и подготовил почву, так что, когда придет время решительных действий, им будет не к чему подкопаться.

Крисси подняла бокал:

– За это надо выпить.

Она откинулась на спинку темно-синего кресла и одарила мужа восхищенной улыбкой с примесью коварства, напоминая ему, что в такой завидной позиции он оказался лишь благодаря ее настояниям вести себя по-мужски.