– И каково же заниматься сексом с беременной? – поинтересовалась Хоуп, изумленная резными сводами Пальмового зала Спенсер-Хауса; ее обостренному зрительному восприятию они напоминали выгнутые соты, словно бы сочащиеся золотом.
– Весьма реалистично, – ответил Фрэнсис. – Спасибо, что спросила, мне вот прямо сразу стало легче.
– А если бы мы с тобой занялись сексом, то это было бы виртуально? – не унималась Хоуп, легонько коснувшись ногой его ноги, что тут же разрушило все защитные механизмы Фрэнсиса.
– Безусловно, – ответил он. – Как только разработчики «Гениальной мысли» закончат «Сосредоточенность» и «Релаксацию» и приступят к «Флирту», то станут умолять нас сделать скан.
– Ах, как романтично! – Хоуп отодвинулась.
– Возвращаясь к твоему первому вопросу о сексе с беременной, особенно с той, которая забеременела от тебя, хотя, конечно, опыт у меня небольшой, – сказал Фрэнсис, отчаянно скрывая разочарование, вызванное прерванным эротическим контактом, – но, по-моему, это как если бы художник смотрел на картину, которая больше ему не принадлежит, висящую в доме, который ему никогда не принадлежал, на почетном месте, над камином – одновременно и желанную, и утраченную. В этом есть и интимная близость, и узурпация. Некоторые женщины испытывают постнатальную депрессию, а некоторые мужчины – пренатальную депрессию.
– Хорошо, что я здесь и могу тебя развлечь, – сказала Хоуп, возобновляя контакт.
– Да, – кивнул преступно обрадованный Фрэнсис. – По-моему, мы перебрали грибов, но эти золотые пальмы просто великолепны.
– И потолок прекрасен.
– Да-да. Ну, пора двигать.
– Бедрами или языками? – уточнила Хоуп.
– Нет, это невозможно! – вздохнул Фрэнсис.
– Кто это? – спросила Хоуп, зачарованная ярким контрастом багровой физиономии, седых волос и льдисто-голубых глаз какого-то типа, схватившего бокал шампанского с подноса проходящего официанта. – Он похож на неонового человечка, который проглотил французский флаг.
– Точно подмечено, – сказал Фрэнсис. – Хотя Оливия назвала бы его не
– А, тот самый…
– Он недавно распрощался с Риадским университетом.
– И поэтому он такой несчастный?
– Его с позором изгнали за то, что он плеснул в лимонад виски из своей фляжки, а потом начал приставать к жене одного из профессоров. Для него это типичное поведение, но это заметил заместитель начальника полиции нравов, а профессорская супруга оказалась ярой салафисткой, презирающей спиртное и обожающей мужа, вице-канцлера. Мурхеду ужасно повезло, что его не отстегали плетьми и не бросили в тюрьму. Если верить ему самому, то все произошло из-за того, что он «забыл поменять SIM-карту в аэропорту».
– Хо-хо-хо, – сказала Хоуп.
– Хо-хо-хо, – сказал Фрэнсис. – Всю свою карьеру он играл на публику, изливая интеллектуальное презрение на все сферы человеческой деятельности, не поддающиеся научному методу исследования, однако же не применяя этого метода к самому методу, и отяготил науку «утерянной наследуемостью», сгенерированной генетическими догмами, а не доказательствами, «темной материей», сгенерированной необходимостью уравнять баланс энтропии, «множественными вселенными», опять же без намека на какие-либо доказательства, сгенерированными многомирной интерпретацией квантовой теории. Все было хорошо, когда эмпиризм заменил невежество, но теперь, когда математика узурпировала эмпиризм…
– Ах, ты такой интеллектуал! – вздохнула Хоуп, кладя ладонь на поясницу Фрэнсиса. – И это мне тоже очень в тебе нравится. Не забывай, что вот здесь свернулась спящая змея. – (Раскрытая ладонь скользнула к его крестцу.) – Проснувшись, она взовьется по позвоночнику, – продолжила она, проводя по спине Фрэнсиса, – поднимется к основанию черепа, и весь твой разум озарится сиянием. – (Пальцы с острыми ногтями взъерошили ему волосы, подбираясь к макушке.)
Фрэнсис закрыл глаза и почувствовал, как внутри его черепа, под внутричерепными небесными сводами, вспыхивают огни фейерверков, а затем ощутил, как пульсирующие разноцветные сполохи разлетаются во всех направлениях, не зная границ.
– Не надо… – пролепетал он, все еще смутно сознавая, что находится на приеме и что его окружают десятки гостей, включая Оливию, Люси, Мартина, Лиззи, Джорджа, Эмму, Хантера, Сола – список продолжался бесконечно, – которые могут заметить эту странную сцену и удивятся его экстатическому поведению. – Не надо…
– Извини. – Хоуп быстро убрала руку.
– Нет-нет, – сказал Фрэнсис, – не останавливайся.
Она с легким вздохом опустила руку ему на голову, взъерошила волосы пальцами, и сияние снова заполыхало в воображении Фрэнсиса и, возможно, везде.