Двойной контроль

Устроившись поудобнее на зеленой бархатной подушке золоченого кресла, Оливия заметила, что под пальмами, в дверном проеме, появился Билл Мурхед. Зал она видела во время экскурсии, устроенной Джейд для них с Люси, чтобы они прониклись роскошью места, выбранного для проведения приема: раззолоченное пространство с колоннами в виде пальм и веерами пальмовых крон на потолке, повторяющимися во внутренней раме золоченого зеркала над камином и в ножках диванов и кресел, созданных специально для зала. Архитектор, чьего имени Оливия не запомнила[51], вдохновлялся планами Иниго Джонса для королевской опочивальни. Пальмы были символом супружеской плодовитости. С плодовитостью у Оливии все было в порядке, а вот супружество не особо интересовало ни ее, ни Фрэнсиса. Правда, может, он забудется и сделает ей предложение, если, конечно, она сможет перебраться через порог.

Мурхед схватил шампанское с подноса проходящего официанта, осушил бокал с жадностью человека, недавно покинувшего страну сухого закона, и тут же потребовал новый. Очевидно, официант что-то сказал, потому что Мурхед негодующе уставился ему вслед.

– А, вот ты где!

– Привет, Люси. Я тут отдыхаю.

– Да уж, ты у нас труждающаяся и обремененная[52].

– Я теперь с куда бóльшим сочувствием отношусь к эпидемии лишнего веса, – сказала Оливия. – О, глянь, кто там, в Пальмовом зале, хлещет бесплатную выпивку!

– Господи, спаси и сохрани, неужто сэр Уильям Мурхед?! – воскликнула Люси, обмахиваясь воображаемым веером, как девица на выданье в какой-нибудь исторической экранизации Би-би-си.

– Да-да, тот самый джентльмен, коему выпали несказанные тяготы в его странствиях на Востоке, – подыграла Оливия подруге.

– Ага, – сказала Люси. – Он вот уже вторые сутки бомбардирует Хантера мейлами, умоляет пособить ему устроиться на работу в «Гугл». Жаждет стать представителем компании по освещению научно-технических проблем.

Люси с Оливией зашлись хохотом, как часто случалось за годы их дружбы.

– По-моему, Хантеру лучше не засылать его в Кремниевую долину, а учредить специальный приз имени сэра Уильяма Мурхеда за безосновательные наветы.

– Мурхед, должно быть, активный член общества, требующего остановить материковый дрейф, – сказала Люси. – И наверное, подвергает сомнению искренность раскаяния Галилея на суде.

– Как бы там ни было, – сказала Оливия, охваченная внезапным сочувствием, которое то и дело волнами накатывало на нее, будто подготавливая к неустанным заботам материнства, – мне его очень жаль. Под напыщенной важностью его гложет страх, это сразу заметно.

– Не поддавайся жалости, – наставительно изрекла Люси.

– Ох, извини, видно, это вброс тестостерона в мои миндалины.

– Да-да, именно такое объяснение его бы устроило: под великодушие следует подвести целостное физическое основание, – сказала Люси. – Кстати, для проверки действенности этих самых гормонов великодушия… Угадай, кого я только что видела?

– Ну, гормонов у меня в крови хоть отбавляй. Кого?

– Хоуп.

– Что? Откуда она здесь? – спросила Оливия. – Она с Фрэнсисом?

– Нет. Она разговаривала с Хантером, а Фрэнсис просто стоял рядом, и, если честно, его больше интересовал потолок, чем отель «Калифорния».

– По-моему, он решил, что исключительная архитектура требует исключительной дозы галлюциногенных грибов. А что здесь делает Хоуп?

– Ну, она же приятельница Хантера, он ее пригласил…

– Понятно, – вздохнула Оливия, – наверное, это просто…

– Гормоны!

– Совершенно верно.

– Гормоны объясняют все, как гены, кварки и, в общем, все остальное, особенно РНК.

– А ты сейчас следуешь современным тенденциям, – сказала Оливия.

– Ладно, пусть тогда все объясняет все остальное, – сказала Люси. – Какая прекрасная мысль.

– А где ты их видела?

– Вон там, – указала Люси на Пальмовый зал.

– Почему ты так смотришь на этого официанта? – спросил Чарли. – Он что, бывший пациент лечебницы Бродмур?

– Нет, – с облегчением ответил Мартин, поскольку шутливый вопрос сына позволял сказать правду. – Он просто какой-то растерянный. Ты же знаешь, моя профессия заставляет меня постоянно интерпретировать все вокруг.

– Да, знаю, – кивнул Чарли. – Но ты научился это скрывать.

– Ты мне льстишь, – смеясь, ответил Мартин.

– Ты как конституционный монарх – у тебя есть твердые убеждения, но тебе не позволено о них распространяться.

– О да, мы с королевой смогли бы долго говорить на эту тему, если бы нам было позволено о ней упоминать, – вздохнул Мартин.

Фрэнсис услышал настойчивые призывы к тишине, предваряющие речи, и метнулся вверх по лестнице, невзирая на преследовавшие его советы остаться, дабы проникнуться рассуждениями Сола о «Гениальной мысли», которых Фрэнсис наслушался и в Биг-Суре, и в «Ярком солнце». Под воздействием грибов и скорпионов его совести[53] ему ужасно хотелось куда-нибудь спрятаться, даже если бы речей не было. Впрочем, хорошо, что они были, потому что теперь он мог уединиться в одном из опустевших залов, поскольку все остальные из вежливости внимали объяснениям Сола и Хантера о технологиях сознания.