Двойной портрет

Я почувствовала, что начинаю дремать. Дрюня осторожно зашевелился.

– Лельк… – сказал вдруг он негромко.

– А? – откликнулась я.

– Чего-то мне жарко стало.

– И что ты мне предлагаешь? – удивилась я. – Обмахивать тебя веером?

– Да нет, я ничего. Я пойду искупаюсь, а?

– Чего-о-о? – вытаращилась я. – Ты совсем офонарел, что ли? Апрель месяц!

– Ну и что? – возразил Дрюня. – Вода градусов семь, вполне нормально. Я и хочу освежиться немного! Подумаешь, окунусь у берега и вылезу. Ты не боись, я быстро!

– Дрюня… – меня саму заранее заколотила дрожь, едва я представила себе Мурашова в ледяной воде. – Дрюня, не надо!

– Да чего не надо! – Дрюня уже начал сердиться. Ему в голову снова втемяшилась одна из его бредовых идей, а уж если она втемяшится – не выбьешь ничем, как ни старайся. Порой Дрюня и сам начинал осознавать, что сделает только хуже себе самому, но уже не мог остановиться. Такой уж он был… неудержимый.

– Короче… – Дрюня решительно оттолкнул мои руки, которыми я вцепилась в ворот его олимпийки, и, выйдя из машины, зашагал к речушке.

– Дрю-ня! – жалобно вскрикнула я в последний раз.

Мурашов даже не обернулся.

Ну и черт с ним! – решила я. – А я ложусь спать. Пусть что хочет делает, голова угорелая!

Я решительно улеглась на заднем сиденье. Но уснуть никак не могла. Вскоре я услышала, как начинает орать и повизгивать Дрюня, видимо, соприкасаясь с ледяной водой.

Стало жутко интересно. Я выбралась из машины и побежала к берегу. Дрюнины повизгивания становились короче и тише, наверное, тело его привыкало к низкой температуре.

Дрюнины трико и олимпийка лежали на высоком берегу, очень аккуратно сложенные. Дрюня вообще был аккуратным, когда хотел.

Я подошла и присела на корточки рядом с его вещами, сунув руки в рукава.

Мне было хорошо слышно, как плещется Дрюня, время от времени издавая довольные вскрикивания.

– Э-э-эх, хорошо! – доносилось до меня. – У-ух, как освежает! Лелька! Давай иди сюда! – заорал вдруг он. – Чего ты мерзлячка какая?

– Смотри не отморозь себе ничего! – огрызнулась я. – А то не переживешь потом, ненормальный, – и боязливо поежилась.

– У меня все в порядке! У меня всегда все в порядке! – довольно заорал Дрюня. – И я абсолютно нормальный!

Он замолчал, плескаясь, а потом вдруг издал какой-то непонятный звук. Я не придала этому значения, как вдруг звук повторился. А потом… Потом Дрюня начал дико орать. Но орал он совсем не так, как до этого, я поняла это сразу же и резко подскочила с места.

– А-а-а-а-а! – орал Дрюня. – Ой, кто это меня держит? От-пус-ти!

– Дрюня, – леденея сама до глубины души и тела, тонко крикнула я. – Дрюня, что там с тобой происходит?

– Ай, боюсь! – орал Дрюня. – Пусти, пусти, пожалуйста! А-а-а-а! Лелька!

– Дрюня! – чуть не плача, я кинулась к берегу, забыв про страх и холод. – Дрюнечка, миленький, что с тобой?

– Лелька, спаси меня! – вопил Дрюня, и я увидела его вытаращенные от ужаса глаза.

– Леля, здесь крокодил, он меня сейчас съест! – орал несчастный Дрюня.

Мне чуть плохо не стало. Господи! Крокодил! Какой ужас! И ведь совсем недавно я читала статью в местном журнале, как из какого-то заповедника или зоопарка сбежал крокодил и бултыхнулся в речку. Там он и обосновался, покалечив потом кучу народа! А что, если это и есть тот самый? Или его последователь?

Дрюня тем не менее продолжал истошно вопить.

Я подбежала к берегу, стараясь не очень бояться, чтобы не разорвалось сердце.

– Дрюнечка, ты жив еще? – срывающимся голосом крикнула я.

Дрюня стоял по пояс в воде и конвульсивно дергался, пытаясь вырваться из чьи-то цепких объятий. Это что-то намертво держало его, не давая освободиться. С реки доносились душераздирающие крики, от которых у меня просто вспузырилась кожа.

– Дрюня, я сейчас тебе помогу! – отчаянно вскрикнула я, закрыв глаза и кидаясь к воде.

В этот момент раздался жуткий хруст и треск, и я зажмурилась еще сильнее, поняв, что это хрустят Дрюнины кожа и кости…

– А-а-а-а! – это уже завопила я, зажмуриваясь еще сильнее, боясь открыть глаза и увидеть, как вода окрасилась багровым цветом, а Дрюня… Что стало с Дрюней, мне вообще невозможно было представить!

Крики стихли. Господи! Я не в силах была поверить, что Дрюни уже нет в живых! Боже мой! Дрюня, какой он был милый, добрый, обаятельный… Совсем не жадный, не вредный… А как он пил водку! Боже, с кем же я теперь буду пить водку?

Ой, а я еще ругалась на него! Бедный Дрюня, он так и умер, думая, что я считаю его разгильдяем и тунеядцем!

– Дрюнечка, прости меня за все! – простонала я, заливаясь горючими слезами. – Прости, дорогой! Господи, Дрюня, друг мой сердечный!

Господи, он уже никогда не откликнется мне, мой славный Дрюня…

– Вот, блин! – послышался вдруг удивленный голос. Очень мне знакомый.

Изумленная, я открыла глаза и увидела, как Дрюня, живой и невредимый, стоит в воде, полуобернувшись назад и с удивлением и любопытством рассматривает что-то.

– Дрюнечка, ты жив? – заорала я, не помня себя от счастья.

– Жив… – констатировал Дрюня.

– А где этот… крокодил? Ты убил его?

– Нет…

Дрюня все пытался что-то рассмотреть у себя за спиной.

– Что ты там ищешь? – забеспокоилась я.