Двойной удар по невинности

Я скупо улыбнулась, не представляя, что ответить на подобное замечание.

– Только цвет волос несколько портит впечатление, и хобби. Танцы, безусловно, придется бросить, – добавила фрау Сайн-Витгенштайн, что б ее, с такой-то фамилией, тут же смягчая грубое вмешательство в мое личное пространство улыбкой. Это как в переписке с помощью смс – сказал гадость, а в конце влепил три смайла, и все, вроде как не хамил. – Хотя вы, конечно, и сами отдаете себе в этом отчет.

– Напротив, – я тоже умела вести такую игру. Растянув губы в улыбке, жеманно пожала плечиком. – Теперь, когда мне не нужно будет работать по профессии экскурсоводом, я смогу всецело отдаться любимому хобби. Бабушкины деньги не оставят меня голодать.

Повисло неловкое молчание. Буквально на пару секунд, но и этого было достаточно, чтобы утешить мое эго маленькой победой. Мать Клауса, справившись с негативной реакцией, быстро пришла в себя и заговорила уже другим тоном. Мягко, даже несколько заискивающе:

– Ах, я уже в таком возрасте, когда отстаешь от веяний моды. Знаете, живу старыми традициями, вечно ищу в себе болячки и все чаще говорю глупости. Дитрих ведь тоже танцует, знаете? Он даже мечтал когда-то стать профессионалом в этой области, но тут уже отцу пришлось вмешаться и настоять на получении нормальной профессии.

Я вспомнила наш танец в ночном клубе и вдруг почувствовала волну жалости к Дитриху. Шутка ли, жить все время, испытывая колоссальное давление со стороны родни, и подчиняться по привычке, забывая о возможности выбора?

– Вы ведь знакомы с ним? – продолжала щебетать фрау Сайн-Витгенштайн. – Они с Клаусом близнецы. Хотя по характеру абсолютно разные. Дитрих больше похож на моего брата, Марка, такой же взбалмошный и ведомый.

Ведомый? Три раза “ха-ха”.

– И это моя боль, Елена, – лепетала мать семейства. – Знаете, Марк ведь отбился от рук и женился на какой-то француженке из кабаре. Она пела и вскружила бедняге голову. Они поженились, несмотря на запрет наших родителей, и вот уже двадцать четыре года живут где-то в пригороде Парижа! Вот как сильно эта певичка вцепилась в нашего Марка. И только я начала забывать тот унизительный инцидент, как мой собственный сын, Дитрих, подложил нам с мужем ту же свинью. Эту Кристину! Рыжеволосую девицу, корчащую из себя невинность! А отец ее был сапожником! Можете представить подобное? Шил ботинки!

Я набрала полную грудь воздуха и задержала дыхание, умоляя себя промолчать. Вообще, мне незачем было пытаться соблюдать приличия с этой женщиной. Я не метила к ней в невестки, а с Клаусом у нас случился лишь временный роман. Но и откровенно ругаться не хотелось…

– Вижу, вам тоже не хватает слов! – поняла меня по-своему женщина. – Вот и я, получив сообщение от смотрителя нашего имения в пригороде Кельна, примчалась сюда, чтобы посоветоваться с Клаусом. Потому что эта Кристина имела наглость вернуться в Германию. И это после того, как она бросила Дитриха накануне свадьбы! Конечно же, мы были против, но он и слышать ничего не хотел… Ну, погуливал, конечно. Но воспитанные женщины прикрывают глаза на подобные слабости своих мужчин. А уж эта… Я не знаю, кем она себя возомнила! Она…

– А чем вы занимаетесь? – прервала я матушку Клауса, понимая, что вот-вот сорвусь, а потом буду жалеть о сказанном. – Кем работаете?

– Я? – Она засмеялась, словно услышала хорошую шутку. – Моя жизнь посвящена служению семье, деточка. Я занимаюсь мужем и приглядываю за детьми, чтобы они не натворили глупостей. В этом мое главное предназначение. Ну, и благотворительность еще, разумеется. Сейчас мы открыли сбор средств на восстановление численности очень редких бабочек… Забыла название, что-то на латинском… Если захочешь, можешь потом присоединиться.

– Спасибо, – выдала я, совершенно охренев от подобной подачи абсолютно банальной истины: она никогда не работала и не собирается, потому что смогла выгодно выйти замуж. – Если я и стану жертвовать деньги, то на лечение людей. Бабочки меня мало волнуют.

В груди все кипело, и правда рвалась наружу. Вся правда. Хотелось сказать, что я думаю о ее манере воспитания сыновей, о ее советах и вообще попросить уйти. Но в этот момент распахнулась входная дверь и на пороге возник хмурый Клаус.

– Доброго утра, – проговорил он таким тоном, что мы с фрау Сайн-Витгенштайн как-то одновременно переглянулись, понимая, что пора закругляться. Я решила сбежать под благовидным предлогом:

– Что ж, не буду вам мешать…

– Ты не мешаешь, Лена, – припечатал Клаус и, смерив меня выразительным взглядом, задержался на подоле собственной рубашки, в точности, как его мать немногим ранее. Разве что в ее глазах не плясали чертики, а у меня тогда не сбивалось дыхание. Воздух вокруг нас буквально заискрился, и сбежать захотелось сильнее прежнего.

– Сын, нам нужно поговорить, – вмешалась фрау Генриетта, – это касается твоего брата.

– А что с ним? – Клаус продолжал смотреть на меня. Теперь его взгляд поднялся к моему лицу, и на губах заиграла улыбка.

– Он снова попал в беду. И имя ей Кристина!