Двоюродные братья

Председатель все еще сидел один за столом. Он почувствовал приближение того, чего больше всего боялся, — создания большинства против коммунистов. Председателем Совета может оказаться Циммерман, и когда придут красные, то придется разогнать Совет. Это будет необходимо, но как тяжело, как плохо, как нежелательно. Он почувствовал толчок, словно внутри что-то оборвалось, и растерянно замахал руками.

Нарочито повысив голос, придавая ему торжественность, он стал вызывать членов президиума по именам, приглашая их на трибуну. Пришли, однако, только коммунистические представители, остальные даже не слушали. В зале стоял гул. Делегаты, сгрудившись вокруг своих представителей, слушали Циммермана.

Председатель позвал коммунистическую фракцию на трибуну, за ней последовали коммунисты из зала и сочувствующие.

— Товарищи, — сказал председатель, — возможно, что этого можно было избежать, но ждать этого надо было. Это не Совет, где большинство принадлежит меньшевикам и эсерам... Я довольно хорошо знаком с меньшевиками, сидел с ними в тюрьме, жил в каторге и их знаю. Они будут совещаться и ни к какому выводу не придут. Покажите им кукиш, и они станут уверять, что это лицо. Пусть дерутся, а как надоест — сами придут. Если же я их теперь призову к порядку, они скажут, что во всем виноваты большевики.

— А ты этого боишься? — отозвался железнодорожник.

— В самом деле, чего бояться! — поддержал его Янкель Шевц.

Председатель пытливо посмотрел через очки и растянул:

— Здесь дело не в боязни.

— Нет, здесь дело в испуге. Ты подрезал себе крылья, — сказал тот же железнодорожник.

И опять отозвался Янкель:

— Мне слово!

— Вы, может быть, даже не знаете, — сказал он,— что человек должен копать глубже лопаты. А наш председатель рассказывает бабьи сказки. Твердой рукой мы добились бы всего, не допустили бы никаких совещаний. Не церемонились бы с ними... А ты вот доигрался, ты остался со звонком, а собрание ушло от тебя. Совет, каким бы он ни был, должен существовать, а ты придушил его...

Некоторые поддержали:

— Правильно!

— Правильно!

Председатель острым, опытным взглядом окинул всех. И, как бы разгадав их нетерпение, спросил:

— Что же по-вашему нужно?

Тот же железнодорожник решительно и твердо заявил:

— Нужен другой председатель!

Кто-то даже назвал нового кандидата.

Председатель быстро обернулся.

— Этого не будет. Я — председатель и им останусь. Будьте покойны... Правда, вас большинство, а я один, но вы обязаны меня слушаться. Во всяком случае иначе быть не может, и говорить сейчас об этом нечего.

— Если не говорить, то голосуй!

— И голосовать не стану. Успокойтесь, товарищи!..

— Слово имеет...

Получивший слово был воем знаком, этого сочувствующего, которому доверяли как своему, все знали.

— Я беспартийный, портной и писатель, выслушайте меня. Председатель прав, честное слово прав. Чем мы здесь сегодня занимаемся в совете, разве просим помощи у меньшевиков? Нет. Их нужно терпеть потому, что их послали рабочие. Ни одного милиционера для охраны города ведь не дадут они, Нет! Вы, товарищи — коммунисты, но знаете ли вы, что такое большевизм? Послушайте, что я вам скажу. Большевизм — это разум, пролетарский разум, и на разум нужно опираться, каждый класс на свой разум. Совет с коммунистами — это Совет. Без коммунистов — лавочка. Так чего же вы хотите? Чтоб я так жил, — товарищ председатель прав! Он умница, честное слово... Надо еще разузнать, не пописывает ли он втихомолку.

Председатель улыбнулся:

— Значит, я уже не в одиночестве.

— Я тоже с тобой, — отозвался голос Малки.

— Малка тоже...

— Если Мендель Гой за тебя, — воскликнул Янкель, — то и Малка за тебя, они в последнее время слишком часто бывают вместе.

— У меня еще одно предупреждение, — смеялся Мендель Гой,— предупреждаю, что от нашего пребывания вместе получится больше результатов, нежели от пребывания вместе с меньшевиками.

Смех сопровождал его слова; этот смех смягчил озлобленность присутствующих.

* * *

Фракции заняли свои места. Циммерман бежал к трибуне. Председатель взял в руки звонок.

— Товарищи, перерыв окончен. Мы продолжаем повестку дня.

На трибуне стоял Циммерман, взявший слово для сообщения.

Выпрямившись, с полной уверенностью в своей победе, он не спешил начать, осматривая всех. Он бросил взор на председателя. Председатель слегка склонил голову, кровь беспокойно бурлила в нем, он физически ощутил испуг, точно кто-то собирался ударить его по голове. Что он предложит? Он может предложить нового председателя, новый президиум, новый Совет, он теперь все может сделать, по его сияющей физиономии видно, что они договорились, а большинство может сделать все, что оно захочет. Чего оно хочет?

Но Циммерман не спешил. В его спокойном голосе звучала уверенность.

* * *