Урок мной усвоен отлично: это идеальный тайник для моего пистолета с пулями из смертоносного серебра. И последняя деталь – кольцо с ониксом. Благодаря тусклому железу и неяркому камню он идеально сочетался с серым нарядом.
Вуаля! Я готова к предстоящей ночи. Ночи, от которой зависит будущее Наоко, Фронды и мое собственное!
Вскоре наша троица отправилась в путь, закутавшись в длинные накидки поверх парадной одежды.
Холодный воздух с каждым вздохом обжигал легкие. Луна была совсем круглая. Завтра, в Ночь Тьмы, ровно через двадцать один день после начала нашего расследования, наступит полнолуние.
По дороге я выяснила, что мои товарищи по команде мало продвинулись в расследовании, в то время как массовые убийства под руководством Дамы множились с пугающей скоростью, удлиняя списки погибших, пострадавших и пропавших без вести в парке Монсо, на улице Шаронн, в Менильмонтан…
– Остальные придворные прибудут одновременно с Королем? – невинно поинтересовалась я, желая узнать, где и когда нанести удар Маркантонио де Тарелла.
– Некоторые придворные уже в Париже, – ответил Сурадж. – У многих частные особняки в столице. Они приехали заранее, чтобы подготовиться к торжеству.
Трудно сказать, прибыл ли граф Тарелла одним из первых. Придется подождать до прибытия в Лувр, чтобы выяснить. Вдоль улицы Кровавого Оноре, по которой мы шли, расположились красивые особняки, о которых только что упомянул Сурадж. Высокие фасады освещали сверкающие фонари. Тротуары были присыпаны солью, чтобы платья не испачкались снегом и грязью. Благородные смертные в праздничных нарядах и бессмертные в вечерних туалетах спешили туда же, куда и мы. Всем хотелось увидеть прибытие Короля.
– Не могу дождаться, когда снова увижу знакомые лица Двора! – радовалась Эленаис.
– О, и я тоже! Поппи, Рафаэль и Зашари! Должна признаться, даже придворных гадюк вроде маркизы Вовалонской и графа де Тарелла.
Под капюшоном я украдкой взглянула на Эленаис. Лицо девушки застыло, услышав имя графа. Выражение ужаса и гнева выдало ее. Значит, она в курсе, кто виновен в горестях сестры, хотя и не знает, где та заключена. У меня в руках уникальная возможность выведать больше о характере Ифигении – любая информация о Даме Чудес поможет ее уничтожить.
– Я слышала, что граф Тарелла – опасный бабник, – шутливо продолжила я. – На балу лучше держаться от него подальше.
Внезапно Эленаис остановилась передо мной, преградив путь широкой юбкой-панье.
– Заткнись, Гастефриш! – прорычала она.
– А что такое? – делано удивилась я ее грубости.
– Не строй из себя невинность, грязная сплетница. Верно, еще в школе узнала из моей переписки, что произошло между Тареллой и моей сестрой?
– Я прочитала только одно письмо, и в нем не было ничего особенного.
Девушка зло схватила мою руку и с силой ее сжала.
– Что ж, позволь подытожить остальные: идиотка Ифигения имела глупость увлечься Тареллой. И заплатила высокую цену, оказавшись в сыром монастыре на задках Бретани, куда ее сослал отец. Там она подохла от горя, не прожив и года, – выплюнула мне в лицо Эленаис, будто отхаркиваясь от мокроты.
Слова, вылетевшие из уст девушки, – не ее. Я узнала тот самый тон – жестокий, не ведающий жалости, который покоробил меня в письме. Это слова Анакреона де Плюминьи, отца сестер. Лицо Эленаис, напротив, исказилось от искренней боли при упоминании имени сестры, которую она больше никогда не видела с момента изгнания той из Версаля. Девушка верила, что несчастная умерла в неизвестной обители, на другом конце Франции.
Как никогда остро я осознала террор, в котором воспитывались дочери вельможи Плюминьи: сначала старшая, а теперь из кожи вон лезла младшая. Эленаис ни за что не получить права на свободу, пока отец властно распоряжался ее жизнью. В каком-то смысле она тоже пленница, как и обычная простолюдинка. Только в ее случае у закона о невыезде золотые заборы. Все, что окружало девушку, имело цель – даже подарки, которые дарил отец. Например, браслет с цифрой «I» как напоминание о том, что девушка должна быть во всем первой.
Я посочувствовала Эленаис. Для меня она больше не маленькая избалованная богачка, которая родилась в шелках. Ее жизнь вплоть до сегодняшнего дня – постоянное, безжалостное давление, заставляющее лезть из кожи, чтобы блистать.
– Думаешь, воспоминания об Ифигении мучают меня? Ошибаешься, – прошипела девушка. – Моя сестра мертва и похоронена, как и память о ней.
– Эленаис… – вмешался Сурадж.
– Не лезь! Диана должна услышать правду!
Девушка притянула меня к себе, обжигая золотом глаз:
– Будущее Плюминьи при Дворе – это я. Никто не смеет мне помешать, особенно маленькая, жалкая, серая мышь!
С этими словами она выпустила мою руку и грубо оттолкнула меня. Оставшийся путь прошел в напряженном молчании.