Двор. Книга 2

— Дегтярь, — на лице сохранялась прежняя улыбка, Иона Овсеич опять почувствовал неприятный осадок во рту, — медицина не математика, не химия. Даже не сельское хозяйство.

— Даже не сельское хозяйство, — удивился Иона Овсеич, — а почему именно сельское хозяйство?

— Ну, — пожала плечами доктор, — я могла сказать физика, астрономия, геология.

— Конечно, — подтвердил Иона Овсеич, — какие могут быть сомнения, просто само по себе, с языка сошло сельское хозяйство. Я понимаю.

Наступила пауза, доктор на миг о чем-то задумалась, по лицу пробежала тень, поднялась с койки, заложила руки за поясок халата и громко, в голосе опять чувствовалась уверенность, сказала:

— Хорошо. Я полагаю, через недельку мы сможем выписать вас.

— Спасибо, доктор, — Иона Овсеич сложил руки на животе, — вы слишком много времени тратите на меня.

Да, повторила доктор, через недельку можно будет выписать, денька три придется отдохнуть еще дома, больница выдаст бюллетень вперед, а потом — обязательно в санаторий, хорошо бы кардиологический, она сама позвонит на фабрику.

Иона Овсеич хотел сказать, что нет надобности звонить на фабрику, сейчас не время для отдыха, но доктор уже отворила дверь и быстро захлопнула за собой. Несколько секунд она стояла в коридоре неподвижно, глаза сделались колючие, маленькие, стекла еще сильнее уменьшали. Подбежала Орлова, испуганным голосом спросила, что случилось, наверно, ему нехорошо, доктор вздрогнула, получилось неожиданно, и сказала, нет, напротив, ему значительно лучше. Ой, хлопнула в ладони Ляля, значит скоро можно будет домой!

— А вот этого, — вдруг рассердилась доктор, — я не знаю. Вы знаете, а я не знаю.

Ляля немного растерялась, сказала спасибо, хотела зайти в палату, но доктор остановила ее и предупредила, что больше нет нужды дежурить возле больного. Ляля сделал вид, что послушалась и направляется к выходу, на самом деле спряталась у лестничной площадки, подождала две-три минуты и тихонько, на цыпочках, пробежала обратно в палату. Иона Овсеич был уверен, что она давно ушла, получился приятный сюрприз, налил ей стакан чаю из термоса, открыл свежую пачку бисквита, высыпал из кулечка шоколадные конфеты с белой начинкой, вчера прислали женщины с фабрики, спросил насчет Гизеллы Ланды, где она сейчас, у себя или у своей сестры, особо поинтересовался семьей Бирюков, в частности, Мариной, по некоторым данным, у нее назревал конфликт с Ландой по квартирному вопросу. Ляля успела сделать глоток чаю, откусила кусочек бисквита и хотела ответить, но тут внезапно распахнулась дверь, на пороге появилась доктор и буквально набросилась: как не стыдно обманывать врача! Взрослая женщина, а ведет себя хуже школьницы: прячется на лестнице и ждет удобного момента, чтобы прошмыгнуть! Иона Овсеич растерянно смотрел на одну, на другую, не мог понять, в чем дело, Ляля что-то залепетала в ответ, открыла свою сумочку, пальцы сделались деревянные, с трудом нашла пропуск, доктор мгновенно выхватила, разорвала пополам, еще раз пополам, и приказала немедленно оставить палату: больному нужен покой, а такие посетители только нервируют его и задерживают выздоровление.

Ляля выскочила, словно ошпаренная, забыла даже попрощаться, доктор захлопнула дверь, детально передала больному, как эта женщина ловко обманула ее. Иона Овсеич возмутился и сам осудил, но добавил, что, со своей стороны, доктор могла найти другую форму, почеловечнее.

— Дегтярь, — доктор запнулась, видимо, колебалась, говорить или не говорить, — я не хотела, но теперь вынуждена сказать: многие наши больные возмущены тем, что некоторые пациенты имеют здесь особые привилегии. Мне пришлось объяснять им, что вы в тяжелом состоянии.

Иона Овсеич помедлил, требовалось время, чтобы собраться с мыслями, доктор терпеливо ждала, руки заложила за поясок, слышно было, как похрустывает халат, должно быть перекрахмалили, наконец, больной приподнялся, локти отставил немного назад, от большого усилия вздулись вены, и осипшим голосом произнес: да, они правы, он сам должен был догадаться, что у него здесь особые условия. Доктор сняла очки, подула на стекла, хорошо протерла платочком, снова надела, зрачки стали крохотные, как две булавочные головки, и сказала: ну, рвать на себе волосы не следует, в конце концов, сделали то, что могли сделать. Не больше.

— Доктор, — обратился Иона Овсеич, — у меня к вам просьба: передайте своему заведующему, что больной Дегтярь просит, не просит, а требует, чтобы его немедленно перевели в общую палату — для всех.