Это может показаться странным, но Сталин всегда лучше относился к тем, кого знал не очень хорошо. Однажды он получил письмо от шестнадцатилетнего школьника. Сталин послал ему десять рублей и получил горячую благодарность. Нередко он был сентиментален, особенно с друзьями детства и юности. «Посылаю тебе 2000 рублей, – написал он Петру Капанадзе, другу по Тифлисской семинарии. Капанадзе стал священником, а в декабре 1933 года работал учителем. – Больше у меня сейчас нет. Твоя нужда – хороший повод отдать тебе мой (книжный) гонорар. Живи долго и счастливо». Это сентиментальное письмо Сталин подписал именем отца – «Бесо».
Теплоту по отношению к старинным друзьям подтверждает еще одно удивительное письмо, которое долго пылилось в архиве. В 1930 году Сталин получил интересное послание из далекой Сибири. Директор одного из сибирских колхозов спрашивал его, стоит ли принимать в колхоз бывшего царского полицейского, который утверждает, что якобы знал самого Сталина. Выяснилось, что старик действительно надзирал за Сталиным во время одной из сибирских ссылок. Вождь выкроил время и написал бывшему жандарму пространную рекомендацию. «Во время моей ссылки в Курейке в 1914–16 годах Михаил Мерзликов действительно был жандармом в этом селе. В то время у него был один приказ – охранять меня… Ясно, что я не мог дружить с Мерзликовым. И все же должен сказать, что, хотя наши отношения и не были дружескими, не было в них и той враждебности, какая обычно возникает между надзирателями и ссыльными. Пожалуй, мне следует объяснить, что Мерзликов исполнял свои обязанности надзирателя без обычного жандармского рвения, не шпионил и не преследовал меня, закрывал глаза на мои частые отлучки и нередко упрекал своих подчиненных за то, что не выполняли его приказы… Я считаю своим долгом рассказать обо всем этом. Могу засвидетельствовать, что в 1914–16 годах, когда Мерзликов охранял меня, он вел себя лучше других царских полицейских. Не знаю, чем занимался Мерзликов при Колчаке и советской власти, и тем более не могу знать, какой он сейчас».
Похоже, Сталин, убивавший лучших друзей, все же понимал, что такое настоящая дружба. Трудно сказать, уничтожил ли он Кирова, или Николаевым на самом деле двигала исключительно ревность. Ясно одно: Сталин очень ловко воспользовался этим убийством, чтобы устранить не только своих противников, но и наименее радикальных соратников.
Сергей Миронович Киров в темном френче лежал в открытом гробу в окружении красных знамен, десятков венков с трогательными надписями и многочисленных кадок с пальмами. Прощание с ленинградским руководителем было выдержано в типично большевистских традициях и проходило в неоклассической роскоши построенного князем Потемкиным Таврического дворца. 3 декабря, ровно в 9.30 вечера, Сталин и члены политбюро застыли в почетном карауле у гроба. Эта скорбная вахта тоже была непременным атрибутом большевистских похорон. Ворошилов и Жданов были искренне огорчены. На лице Молотова – каменная маска. «На удивление, спокойным и, как обычно, непроницаемым было лицо И. В. Сталина, – отмечал Никита Сергеевич Хрущев. – Казалось, он о чем-то глубоко задумался. Его глаза смотрели поверх Кирова, сраженного пулей убийцы».
Перед возвращением в Москву вождь назначил Андрея Жданова секретарем ленинградской партийной организации. Возглавив Ленинград, Жданов сохранил пост секретаря ЦК. В городе на Неве по приказу Сталина остался и Николай Ежов. Он должен был руководить расследованием убийства.
В десять часов члены политбюро во главе с товарищем Сталиным вынесли гроб с телом Кирова и установили его на орудийный лафет. Процессия медленно направилась в скорбный путь по забитым народом улицам к вокзалу. Там гроб перенесли на поезд, на котором Сталин возвращался в Москву. Украшенный разноцветными гирляндами поезд смерти растворился в полуночной темноте. В Ленинграде остался только мозг Кирова. Ленинградским ученым предстояло найти в нем признаки большевистской гениальности.
Поезд со Сталиным еще находился в пути, а Агранов, чекист, возглавлявший расследование, уже начал допрашивать убийцу. «Упрям, как мул», – доложил он Сталину.
«Кормите Николаева вкусно, покупайте ему курицу, – распорядился вождь, любивший куриное мясо. – Он должен быть сильным, чтобы рассказать нам, чьи приказы исполнял. Если он будет молчать, мы заставим его заговорить. Он все нам расскажет».
После прибытия поезда на Октябрьский вокзал в Москве гроб с телом Кирова вновь перенесли на орудийный лафет. Затем его отвезли в Колонный зал, где гробу предстояло простоять до похорон, назначенных на следующий день.
Через пару часов после возвращения в Москву Сталин собрал заседание политбюро. Он рассказал коллегам о своем странном и неубедительном расследовании. Анастас Микоян искренне любил Кирова и поэтому был очень расстроен. Но горе не помешало ему задать очевидные вопросы: как Николаеву, вооруженному револьвером, удавалось дважды избежать ареста и как погиб Борисов?
– Как такое могло случиться! – гневно поддержал Анастаса Сталин.