Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

21 декабря, вскоре после первой волны расстрелов, свита приехала в Кунцево отмечать пятьдесят пятый день рождения своего повелителя. Народу собралось много, мест не хватало. Мужчины со Сталиным во главе начали заносить в столовую дополнительные столы и стулья. Микоян и Орджоникидзе были тамадами. Сталин все еще оставался расстроенным смертью Кирова, но его настроение постепенно улучшалось. Несмотря на это, Алеша Сванидзе не разрешил жене прочитать стихи, которые она сочинила специально к этому дню. Ему показалось, что неумеренное восхваление Сталина или очевидное требование разрешить женщинам выезжать на Запад вновь испортит вождю настроение.

На первое в тот вечер был борщ, на второе подали телятину. Вождь принялся собственноручно, никого не пропуская, разливать борщ. Начал он с Молотовых и Поскребышева, который совсем недавно женился, а закончил Авелем Енукидзе и своими детьми. «Сталин ел борщ из глубокой тарелки, – вспоминает Артем Сергеев. – Он накалывал вилкой куски мяса».

В самый разгар праздничного ужина в Кунцево приехали Лаврентий Берия и его бывший покровитель, глуховатый Нестор Лакоба, руководивший теперь Абхазией.

Сталин предложил выпить за Сашико Сванидзе, сестру своей первой жены, Като, и Алеши. Этот тост вызвал ярость у жены Алеши, Марии. Между женщинами из окружения Сталина постоянно шла борьба за его благосклонность и внимание. Затем Сталин, как утверждает Артем, вспомнил про детей и налил ему, а также Василию немного вина. Заметив их нерешительность, вождь воскликнул:

– Не бойтесь! Выпейте вина!

Когда Анна Реденс и Мария Сванидзе так же, как Надя, заворчали, что детям не стоит давать вино, Иосиф Виссарионович весело рассмеялся:

– Разве вы не знаете, что вино полезно для здоровья? С его помощью можно вылечить много болезней!

Вскоре атмосфера за столом стала печальной. Во время похорон Кирова многие вспоминали Надю. Вот и сейчас, на празднике, появился дух Банко. Серго, который был тамадой, встал и произнес тост за Кирова:

– Его убил мерзавец, он отнял Сергея у нас!

Кто-то громко заплакал.

Затем кто-то предложил выпить за Дору Казан, жену Андреева, одну из любимых женщин Сталина, и ее учебу в Промышленной академии. Тост напомнил Сталину о Наде.

– Мы уже три раза говорили об академии, – сказал он, вставая. – Поэтому давайте выпьем за Надю!

Все встали, по лицам катились слезы. Один за другим гости молча подходили к грустному Сталину и чокались с ним. Анна Реденс и Мария Сванидзе поцеловали его в щеку. Марии показалось, что он стал «мягче, добрее». Когда все поднялись из-за стола, Сталин, как заправский диск-жокей, начал ставить на граммофон любимые пластинки. Начались танцы.

Наплясавшись, гости запели печальные грузинские песни. Сталин подпевал. Много лет назад он пел в церковном хоре, а сейчас стал всесильным дирижером огромной империи. Песни вновь настроили собравшихся на грустный лад. Чтобы встряхнуть гостей, Николай Власик, который не только охранял Сталина, но и исполнял обязанности придворного фотографа, предложил сделать групповой снимок. Так получилась замечательная картина двора Сталина накануне Большого террора.

Фотографирование стало причиной новых ссор между соперницами. На снимке Иосиф Виссарионович сидит в центре в окружении женщин, которые преклонялись перед ним. Справа от него расположилась бесцеремонная Сашико Сванидзе, дальше – Мария Каганович и сопрано Мария Сванидзе с высокой грудью. Слева сидит стройная и элегантная Полина Молотова. Мундиры перемешались с партийными френчами. Клим Ворошилов, нарком обороны, был в тот вечер в военном мундире. Станислав Реденс – в синей форме НКВД. На Павле Аллилуеве тоже военная форма комиссара. На полу сидят улыбающийся Серго Орджоникидзе, Анастас Микоян и Лакоба. Сюда же, практически улегшись на пол, сумели втиснуться Берия и Поскребышев.

У ног вождя, как и на другом снимке, где Сталина окружают только женщины, устроилась Женя Аллилуева. Словно Чеширский кот, съевший сметану, она улыбается в объектив фотоаппарата.

Тайная дружба – новгородская роза

– Ты так хорошо одеваешься! – с восхищением сказал Сталин своей невестке Жене Аллилуевой. – Тебе следовало работать бы закройщицей.

– Да что вы! – Женя рассмеялась. – Я и пуговицы не могу пришить. Мне их пришивает дочь!

– Ну и что! – Вождь хмыкнул. – Ты бы учила советских женщин, как нужно одеваться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги