Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

Юмор Николая Ежова отличался грубостью и ребячливостью. Он любил проводить соревнования среди комиссаров, которые снимали брюки. Победителем необычных соревнований считался тот, кто мог сдуть кучку папиросного пепла при помощи напора газов. Будущий нарком шумно кутил на оргиях с проститутками и был активным бисексуалом. Ежов с удовольствием занимался любовью с портняжками, солдатами на фронте и даже высокопоставленными большевиками. Среди его любовников, говорят, был Филипп Голощекин, организатор и исполнитель расстрела Романовых.

Помимо пьянок, вечеринок и сексуальных оргий у Ежова была еще одна страсть – он собирал миниатюрные яхты. Ежов был легко возбудим, отличался слабыми нервами и не мог разобраться в своей сексуальной ориентации. Слабое здоровье не позволяло ему состязаться с такими людьми-бульдозерами, как Железный Лазарь, не говоря уже о самом Сталине. Ежова постоянно донимали нервные болезни. У него имелся и букет других заболеваний, по которым можно изучать медицину. Он страдал от язвы, чесотки, туберкулеза, ангины, ишиалгии, псориаза, нервной болезни, которая была, по-видимому, и у Сталина. Ежов часто впадал в депрессии и слишком много пил. Вождю приходилось внимательно следить за его здоровьем и состоянием, чтобы тот не надорвался и мог работать.

Сталин принял Ежова в свой тесный круг. Нарком работал до изнеможения, поэтому вождь настаивал, чтобы он больше отдыхал. «Сам Ежов против продления отпуска, но врачи говорят, что он еще не отдохнул, – писал Сталин в сентябре 1931 года. – Давайте продлим его отпуск, пусть полечится в Абастумани еще два месяца».

Вождь любил давать своим фаворитам прозвища. Ежова он называл «моя ежевика». Записки Сталина к шефу тайной полиции часто состояли из коротких личных просьб: «Товарищ Ежов, дайте ему работу» или «Выслушайте и помогите».

Сталин с его феноменальной интуицией и чутьем понимал сущность Ежова. В архивах сохранилась записка, датированная августом 1935 года. В ней вождь как бы суммирует отношения с Николаем Ежовым. «Когда вы что-то обещаете, вы всегда это делаете!» – одобрительно написал Сталин. Особенно нравилась вождю исполнительность Ежова. Когда Вера Трейл встретилась с шефом НКВД в годы его наивысшего расцвета, она обратила внимание на интересную особенность. Ежов был настолько восприимчив к мыслям и пожеланиям собеседников, что порой мог «буквально заканчивать фразы за них».

Николай Ежов не имел образования, зато обладал недюжинными способностями. Он все схватывал на лету и, что очень важно для начальника тайной полиции, не был отягощен моральными принципами.

Ежов карабкался по служебной лестнице не в одиночестве. Ему помогала жена, Евгения. Этой женщине предстояло стать одной из самых ярких и роковых представительниц окружения Сталина. Многим объектам внимания Ежовой знакомство с ней стоило жизни. Волей судьбы поэт Мандельштам оказался свидетелем того, как Ежов ухаживал за Евгенией. По невероятному стечению обстоятельств великий российский поэт и главный палач Советской России встретились летом 1930 года. Мандельштам отдыхал в одном из элитных сухумских санаториев. Там же поправлял здоровье и Николай Ежов со своей тогдашней женой Тоней. Мандельштамы жили на чердаке особняка в Дендропарке, который имел форму гигантского белого свадебного торта, а Ежовы – на одном из нижних этажей.

Ежов женился на Антонине Титовой в 1919 году. Титова получила неплохое образование и искренне верила в марксизм. Во время отдыха в 1930 году в сухумском особняке она днями загорала в шезлонге, читала «Капитал» и с удовольствием принимала знаки внимания одного старого большевика. Николай Ежов тоже времени даром не терял. Он вставал рано утром и бежал рвать розы для Евгении, которая отдыхала в этом же санатории вместе с мужем. Ежов дарил новой пассии цветы, изменял жене, пел и плясал гопак – так восстанавливали потраченные на дело партии силы и многие другие большевики. В отличие от Тони новая любовь Ежова не была большевичкой. На марксизм-ленинизм ей, по большому счету, было наплевать. Евгения представляла собой яркий пример советской кокотки. Вскоре она познакомила нового воздыхателя со своими друзьями, московскими писателями. В том же году Ежов развелся и женился на Жене.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги