Я уставилась на Цинт затуманенным взглядом. Одна из особенностей сильного похмелья заключается в том, что трудно одновременно маяться им и чувствовать себя смущенной.
— Заглянул в окно?
— Да, Рубезаль — хотя лично мне гораздо легче выговорить Руби — гигант. Земля трясется под его ногами, он убирает снег одним движением руки, а потом смотрит в окно и улыбается. О, и у него есть арфа.
Я вспомнила мягкий звон арфы, который заставил оцепенеть охрану аэропорта.
— Да, это он.
«Проклятье, Алли».
А ведь у меня было всего одно гребаное дело — ждать появления этого парня и не напиваться.
Цинт подала мне стакан воды, и я осторожно отхлебнула.
«Заметка на память: никогда больше не пей варево огров».
— Руби встречается с тобой через два часа в… Погоди, где же? Он ведь сказал…
Цинт порылась в бумагах на столе. Я покачивалась на краю кровати, обхватив голову руками, и слушала ее болтовню, пока она не выпрямилась, торжествующе размахивая бумажкой для заметок.
— Последняя переправа через реку перед угольной шахтой Усибелли! Я посмотрела, где это. Примерно в пятнадцати минутах езды отсюда.
Мне нужно было собраться с мыслями, прежде чем я все-таки встречусь с этим парнем. За всю жизнь я слышала только об одном великане, защитнике Бродяг, и у меня было ощущение, что он и Рубезаль — одно и то же лицо. Мне повезло, потому что что гиганты не славятся большим умом или легкостью в общении. Оставалось скрестить пальцы и надеяться, что Рубезаль среди гигантов такое же исключение, как Докс — среди огров.
— Я буду в душе, если тебе понадоблюсь.
— Ладно, мне, наверное, лучше…
Я закрыла дверь за подругой, не дав ей договорить. Можете подать на меня в суд, но с похмелья я — пренеприятнейшая личность.
Протянув руку в крошечную душевую кабинку, я включила холодную воду и сбросила одежду и оружие. Когда через несколько секунд я шагнула под душ, у меня перехватило дыхание, и я чуть не сделала воду потеплей. Но холод выполнил свою задачу, уничтожив худшие проявления похмелья.
Я не торопясь промыла длинные волосы и избавилась от грязи последнего дня… Вернее, двух дней и двух ночей. С обеда в королевском замке пошел второй день.
Выйдя из душа, я уже куда лучше владела разумом и телом.
Я оставлю Гиацинту здесь (хочет она того или нет), встречусь с Руби и осмотрю место входа в Андерхилл, чтобы понять, что мне это даст.
Завернувшись в потрепанное полотенце, которое больше подошло бы в качестве полотенца для рук, я рывком открыла дверь ванной.
— Алли, — странным тоном пробормотала Цинт.
Я подняла взгляд: на меня в упор смотрели темные глаза, не имеющие ничего общего с глазами моей подруги. На меня пристально глядел Фаолан.
— Сиротка.
Я оставила чертов нож в ванной комнате.
— Что ты здесь делаешь?
Его полные губы медленно растянулись в ухмылке, глаза еще больше потемнели.
— Я уже сказал тебе ночью. Перед тем, как ты начала передо мной вытанцовывать и танцевала целый час.
Разинув рот, я бросила свирепый взгляд на Цинт. В ее памятках в разделе «сказать Алли сразу после того, как она проснется» должно было значиться
Фаолан выследил меня или он здесь по той же причине, что и я? Благие и Неблагие редко работали вместе, чаще они старались действовать независимо друг от друга, но с одной целью, и совместная работа не была чем-то неслыханным. А еще Фаолан мог явиться потому, что два двора решили сообща вернуть меня на Унимак.
Гиацинта широко раскрыла глаза, затем многозначительно посмотрела вниз. Я проследила за ее взглядом и внутренне умерла при виде своего розового соска, торчащего из дырки в гребаном полотенце. Благодаря холодному душу сосок выглядел вполне способным проткнуть чей-нибудь глаз. Я сдвинула полотенце, и Гиацинта издала встревоженный звук. Снова посмотрев вниз, я увидела, что теперь на всеобщее обозрение выставлена верхняя часть моих бедер и то, что между ними. У меня, наверное, было девять жизней, потому что я умирала снова и снова.
В затхлой комнате раздался низкий голос Фаолана:
— На твоем месте я бы сдался. Эта печальная пародия на полотенце может прикрыть не слишком много. Не волнуйся, я не смотрю. Ты не в моем вкусе, отнюдь.
«Дворняга. Сирота. Полукровка». Невысказанные слова, но я все равно услышала их и напряглась.
Заставив себя встретиться с ним взглядом, я нахмурилась при виде радужного водоворота, едва заметного в темных глубинах. Вопреки своим словам он скользнул взглядом по моему телу и полуприкрыл глаза.
— Фаолан, скажи, зачем ты здесь. Я не в настроении играть в твои дурацкие игры, — сказала я, чувствуя, как вода с волос маленькими ручейками стекает по рукам.
Он шагнул в комнату и показал бумажный пакет.
— В качестве небольшого предложения мира я принес завтрак.
Я зарычала.
— И, — продолжал он, приподняв бровь, — как я уже сказал тебе ночью, я здесь с группой Неблагих, расследующих, что случилось с Андерхиллом. Было бы проще, если бы ты рассказала, что произошло, когда ты и другие Неиспытанные принесли клятвы. Это дало бы нам отправную точку.
— Да ну? — настороженно спросила я. — И какова цель вашего расследования?