Двор на Поварской

Но однажды недосмотрели. Летнее время было, китайка уже наливалась, но до зрелости ей было еще далеко, не покраснела даже, июль месяц. Зизи с младшей двухлетней сестренкой да с четырехлетней Аленкой гуляли, копались в пыли, играли, а когда надоело, решили яблочек нарвать. Сначала Зизи попробовала – кислые, червивые, – хоть и сморщилась сначала, но есть можно, сказала. Потом Аленка откусила – не, я такое не люблю, ну а малышка-сестренка начала уплетать с удовольствием за обе щеки и еще все время просила. Ветки нагибали, китайку обрывали, да в рот. Алена ушла к себе, сестрички остались во дворе обкусывать кислятину. К вечеру обеим стало плохо, рвота, понос, температура. Мать их все бегала по двору в поисках рецептов от дизентерии, а что тогда было – марганцовка, и всё. Ну еще рисом советовали покормить, отваром коры дуба напоить, но девочкам становилось все хуже и хуже, младшая так совсем ослабла и не могла уже встать на ноги, оседала. Еле перетерпели в мучениях ночь, а рано утром побежали на Трубники, Трубниковский переулок, в поликлинику. Младшая была уже совсем плоха, Зизи еще из последних сил держалась. Бросились без очереди, но это не помогло.

– Ну и что вы мне ее притащили? – спросила грузная докторица, осмотрев младшую. – Помирает она, несите домой. Помочь уже нечем, интоксикация тяжелая. А эта с перспективой, – ткнула она пальцем в Зизи. – Выживет. Должна.

Маленькая Алла Киреева. 1935 г.

А что, обычное дело – сесть на горшок у входа в Клуб писателей! Лидка с маленькой Аллой. 1933 г.

Уж не представляю, что могла испытывать бедная мать, таща на себе домой своих девочек, зная, что они могут умереть. Младшая помучилась еще пару часов и отошла в мучениях, как докторица и предсказала. Зизи еле выкарабкалась, отпаивали всем двором, не могли допустить двух нелепых детских смертей, не могли отдать обеих. Больше всего испугалась тогда Лидка.

– Ведь Аллуся с ними была… Ведь могла наесться… Господи, я б не выжила! Какое счастье, что она яблоки эти проклятые не любит! А как Зинку-то жалко, большая уже, все понимает, винить себя будет… – Лидка причитала и причитала, ночью плакала, ей было всех жалко: и девочку-покойницу, и сестренку, что накормила ее зеленцой, и мать-страдалицу, и Аленку, и себя, и весь двор, и даже докторицу, что не могла помочь, а ведь хотела, наверное. В общем, кое-как Зизи поставили всем двором тогда на ноги, нашли еще профессора какого-то с порошками, выходили, слава богу. Мать та бедная, Лизавета, посудомойка из клубного писательского ресторана, приходила, еле волоча ноги с работы, и тяжело усаживалась под той яблоней, что отняла жизнь ее малышки. Сидела, губами шевелила, то ли молилась, то ли с девочкой своей разговаривала, никто и не прислушивался, и ее не тревожили.

Девчонки обошлись, вроде время прошло, они росли, бегали по крышам, помогали Тарасу, играли в тряпочные куклы в беседке и прятались в одной из будок, которые стояли с незапамятных времен по обе стороны от входа во двор. Заколочены они не были, старенькие, покосившиеся, некогда полосатые, в черно-белую полоску, как на старинной картинке. Но краска пооблезла, и будки уже давно слились с дворовой природой. Иногда по вечерам в ней устраивались парочки с бутылкой вина и охами-вздохами. А днем там играли дети. Девчонки облюбовали правую – левую Тарас давным-давно занял под свои дворницкие инструменты. Девочки, правда, еле-еле доставали до окна будки (им приходилось для этого вставать), но игра была интересная: одна сидела, ничего не видела и рассматривала пыльный пол, метр на метр. Другая стояла, как постовой, и рассказывала, не называя имени, кого она видит. Той, что внизу, надо было догадаться.

– Вот, значит, вышла она в полосатой юбке, – начинала Зизи. – Волосы черные, волнистые, короткие. Машет кому-то рукой. Очень красивая тетя. Ну, догадалась? Ну юбка у кого полосатая?

Аллуся сидела, насупившись, и вспоминала, у кого из их двора полосатая юбка…

– Это ж у тети Иды!

– Ну, правильно, у тети Иды, у кого ж еще, она у тебя модная! Давай, теперь твоя очередь на часах стоять! – Она садилась, Аллуся вставала.

– Вошла тетя в светлом пальто, с прической! Нет, со стрижкой! Самая высокая у нас во дворе! Иностранная! Которая не русская!

– И чего я должна угадывать, если ты все сама рассказала? – удивлялась Зизи. – Пойдем лучше на прилавок смотреть!