Двор на Поварской

Аленушка, родная! Меня вызвал тов. Каучук, я может быть устроюсь, чтобы не ехать никуда, думаю, в 9 буду дома. Покушай, суп, пирожки, вертун в буфете на тарелке. Яблочко в моем ящике. Сделай уроки, чтоб в 10 ровно спать

Но Полины жареные пирожки во дворе вызывали фурор! Воскресных дней ждали, заранее договаривались о внушительной порции, хвастались ими перед пришлыми гостями, что да, мол, это наши фирменные, вот так мы готовим. Пирожки вообще стали какой-то своеобразной разменной монетой по выходным в маленьком дворовом государстве. Соседи по нашему подвалу знали – по воскресеньям с утра лучше никакой готовки на кухне не затевать, потому что это время Полиных пирожков. И когда Поля с таинственной и многозначительной улыбкой выходила из кухни – значит, она уже начала разговаривать с тестом. Для нее замес теста был настоящим ритуалом. Сначала она долго просеивала муку через сито, чтобы не осталось ни одного комочка и чтоб мука хорошенько взбодрилась. Потом, добавив закваску, теплую водичку, соль-сахар и немного растительного масла, она начинала вымешивать, взбивать, шлепать, гладить, бить, швырять молодое тесто, чтобы всеми способами уговорить его хорошенько подняться. После этих долгих и изматывающих процедур оно, наконец, напитавшись кислородом, становилось гладким и очень «трогательным» на ощупь. И вот, превратившись в колобок, оно опускалось на дно огромной кастрюли и закрывалось влажным полотенцем. Поля ставила кастрюлю в теплое местечко недалеко от плиты и всегда что-то при этом приговаривала. Потом несколько раз подходила к ней, заговорщицки оглядываясь, приоткрывала краешек полотенца и тихонько спрашивала: «Ну, как ты там?» Колобок, росший на глазах, видимо, что-то отвечал и отчетливо вздыхал. И когда он, поднявшись со дна, уже влеплялся в полотенце, Поля с улыбкой отрывала его ото льна и говорила: «Ну вот, совсем другое дело. Пошли?»

«Пошли!» – видимо, отвечал колобок, и они вдвоем отправлялись к заранее приготовленной огромной доске, щедро посыпанной мукой. Поля снова чуть припудривала тесто и резала его на маленькие детские колобки, которые, в свою очередь, тоже должны были полежать отдохнуть. И вот, колобочки уже раскатаны и с радостью принимают в свои объятия фарш, который со вчерашнего дня томится в холодильнике. Он простой – провернутое постное мясо, говядина с бараниной, с мелко-мелко нарезанным и поджаренным луком. И – внимание! – в серединку каждого пирожка обязательно клался маленький кусочек сливочного масла! И начинались лепиться пирожки. Поля всегда их ваяла сама и никого до этого важного дела не допускала. Пирожки были в палец длиной с тремя высокохудожественными защипами – настоящее произведение искусства! Пока они лепились, в огромную нашу синюю чугунную гусятницу наливалось растительное масло и начинало разогреваться на медленном огне. А потом был торжественный спуск в раскаленное масло первого пробного пирожка, как спуск на воду какого-нибудь важного военного судна! Поля двумя пальцами держала пирожок за хвостик, медленно и аккуратно опускала его в кипящее масло и смотрела, как он играет на плаву в масляных пузырьках, как румянится его донышко. Потом ловко переворачивала его и, как малый ребенок, гоняла вилкой по гусятнице, пока тот, наконец, не приобретал нужный вид. И вот пирожок выносился на блюдечке Яше или Лидке с Идой на пробу, хотя Лида и Ида умели печь и не хуже, а уж если вставали к печи все втроем, то накормить могли всю округу! Поля сама никогда не пробовала, да и редко ела то, что готовила, – может, глазами «наедалась», может, берегла для других. Сама предпочитала пищу простую и суровую: вареную картошку, вяленую рыбку и свежие овощи.

Девчонки с гордостью разносили полные тарелки по соседям – не по всем, конечно, избранным, с радостью принимали ответные дары, откусывали по кусочку и несли по своим норам.

Международный конфликт