Читаем Двор на Поварской полностью

Двор на Поварской

Лидка стала страдать бессонницей, тяжелой, выматывающей. Ох, представляю, как же это было страшно! Поколение-то было испуганным. Она прислушивалась темными подземными ночами к каждому шороху – к тому, как бегают мыши, которых невозможно было вывести, как капает вода в кране, который невозможно было до конца закрутить, как скрипит шкаф, в котором был, вероятно, свой скелет, и не один. Но никто из черных ангелов больше не приходил, черные воронки объезжали стороной круглый двор на Поварской. На крышу девчонкам строго-настрого запретили залезать, да и лестницу-то забаррикадировали жестяными щитами, а пару ступенек с земли и вовсе обрезали. На большую крышу, а через нее и в соседнее государство ход им был теперь заказан, но существовали игры и поинтереснее, которые щекотали нервы ничуть не хуже.

Дверь в Зинкину коммуналку, где жило еще 8 семей. А на балконе прогуливался и курил Фадеев

Лидка на гастролях. Первая справа 1930-е.

Начало ЦДЛ

Зизишина мама Лизавета, как мы уже знаем, работала посудомойкой в столовой Дома писателей, которую организовали для пролетарских классиков и их семей с самого его открытия в 1932 году, когда только-только отобрали здание у бывших владельцев. Хотя речь об отдельном писательском доме шла уже давно, Маяковский не зря же в 1928-м написал:

Не знаю — петь, плясать ли,улыбка не сходит с губ.Наконец-то и у писателябудет свой клуб.Хорошая весть.Организоватьтак, чтобы цвестьи не завять.Выбрать мебель красивую самую,оббитую в недорогой бархат,чтоб сесть и удобно слушать часамидоклад товарища Авербаха.Потом, понятен, прост и нехитр,к небу глаза воздевши,пусть Молчанов читает стихипод аплодисменты девушек.Чтоб каждому чувствовалось хорошо и вольно,пусть — если выйдет оказийка —встанети прочитает Всеволод Ивановпару, другую рассказиков.Чтоб нам не сидеть по своим скворешням —так, как писатель сидел века.Хочется встретиться с Толстым, с Орешинымпоговорить за бутылкой пивка.Простая еда. Простой напиток.Без скатертей и прочей финтифлюжины.Отдать столовую в руки Нарпита —нечего разводить ужины!Чтоб не было этих разных фокстротов,чтоб джазы творчеству не мешали, бубня, —а с вами беседовал бы товарищ Родов,не надоедающий в течение дня.Чтоб не было этих разных биллиардов,чтоб мы на пустяках не старели,а слушали бесхитростных красных бардови прочих самородков менестрелей.Писателю классику мил и любне грохот, а покой…Вот вы организуйте такой клуб,а ятуда… ни ногой.

Вот и организовали. Но потом столы накрыли скатерками, к пиву присоединилась водка, заиграли фокстроты и джазы в свободное от писательской работы время. А еда, да, поначалу была очень простой. Ну вот, туда и устроилась Лизавета вслед за мужем, которого взяли возить какого-то начальника. А до этого она служила уборщицей в том же Олсуфьевском замке, сначала в каких-то детских организациях, что там размещались, а потом и осталась, когда Горькому оформили этот самый дом под Союз писателей – чтоб при деле Алексей Максимыч был, чтоб не уезжал больше никуда, на сторону не смотрел, а оставался на родине главным пролетарским писателем.

Перейти на страницу: