Двор на Поварской

Ну а мы двинулись на запад, на Кутузовский, в новую, как потом их будут называть, хрущевку, как и положено, на открытом грузовике, с бывалым фикусом, связками книг и немногочисленной мебелью и той самой табуреткой, приехавшей в свое время с Полей из Саратова. А второй машиной за нами везли Мартин стол с секретиками, который она нам завещала.

Время улицы Поварской закончилось в 1961-м.

Настало время Кутузовского.

Я нечасто захожу в мой двор на Поварской. Мой. Он до сих пор мой, хоть и совсем теперь чужой.

Вокруг Толстого выросли огромные деревья – неужели это китайки? – и почти скрыли его. А он, все такой же черный, сидит, не меняя позы, затек весь, небось. Пугать по ночам теперь некого – ни детей, ни чертей, как говорила Поля. Все давно поразъехались и повырастали. А многие поумирали. Но все равно сердце ёкает. А как подхожу к воротам, знаю, что ворота эти кованые, тяжеленные – начало всей нашей семьи. Около них и Лидка остановилась тогда, вглядываясь в свое будущее, а двадцать лет спустя мама с папой тут обнимались, не в силах оторваться друг от друга. Захожу через эти наши семейные ворота и гляжу, ищу какие-то знаки, трогаю, как слепая, стенку, вдыхаю совсем не тот воздух и смотрю на всё совершенно другими глазами.

Знаю, что не вернуться, знаю. Но все равно, хожу, подглядываю, словно шпион. Дворика нашего дровяного у спуска в подвал уже нет. И арки нет. Про сарай и беседку не говорю. Все убрали, закрыли, зарыли, заделали, зацементировали вместе с нашей прошлой жизнью. Теперь вместо арки просто железная дверь рядом с полуподвальным окошком, где жили Поля с Яшей.

Ну да ладно…

Ничего…

Теперь вы знаете почти вымышленную, но очень правдивую историю того, как я представляла себе жизнь маминой семьи в нашем дворе до моего рождения. Что было-чего не было, не знаю, кто жил-кто придуман, не помню, но ведь кто-то из них существовал на самом деле и что-то, все-таки, из написанного точно происходило в нашем дворе на Поварской… Всего не напишешь…

Мама с папой у ворот двора на Поварской