Двор на Поварской

Иннокентия с братом разлучили сразу, разослав по разным колониям для детей врагов народа: не принято было держать родственников в одном месте – куда попал брат и где сгорел от лихорадки, так и осталось тайной. Пятнадцатилетнего Кешу отправили не абы куда, а в детскую колонию на Соловки, где он, «шпаненок» и «вшивенок», каким-то невероятным образом вскоре стал правой рукой воровского авторитета по кличке «Хирург». То ли Хирург пожалел мальчишку, увидев несоответствие тонкой внешности и суровых условий, то ли вспомнил свою далекую и еще ничем не испорченную молодость, то ли осталась на дне его изуродованного сердца самая последняя капля жалости. И Хирург, высмотрев из всех, принял его к себе в подручные. Хирург в прошлой жизни и был хирургом, военно-полевым, простаивающим часами у стола, настоящей рабочей лошадью. В детской колонии работал врачом и стал Кешу учить своему делу. Парень был уже взрослый, смышленый, схватывал все на лету и за четыре года сидения в колонии выучился в приличного врача. Заболевших или раненных в драке детей в вольную больницу не отпускали, да и не было на Соловках вольной-то больницы, вот Хирург с Кешей всех и лечили. Переломы-вывихи, завороты кишок, простые детские болезни, всякие избиения до полусмерти – подростки народ страшный и жестокий – милости просим на наш операционный стол. Чего только не было! Кеша и сам однажды в драке ножовку в бок получил, Хирург еле выходил. В общем, к двадцати годам, в самый 37-й, вышел крепким хирургом-практиком, умеющим и зашить, и вправить, и подлатать, и покромсать. И уехал в старинный Калязин санитаром. Почему-то именно туда ноги принесли. Приняли хорошо: всех врачей в тот момент, ну почти всех, посадили, а Иннокентий только что вышел – проверенный, значит, уже наказанный и осознавший, так сказать, свою непонятно какую вину. Стал работать, пришелся ко двору, понравился местным, сам местным и стал. Говорок появился, семьей обзавелся. Женился на учителке, такой же сироте, как и сам. О матери своей по инстанциям интересовался, про отца не спрашивал, знал, что расстреляли, лишний раз с опасными вопросами не лез к любимому государству. Отправил в Центральное справочное бюро запрос на местонахождение Мещерской Марты Андреевны, 1887 года рождения, потом запрашивал снова и снова. Безответно. Не существовало такой гражданки. Сидела гражданка в то время, вроде как ее и не было. Ну а Иннокентий узаконился, документы, наконец, получил и стал работать. Потом война. Собрался в одночасье, поцеловал жену и детей и вернулся ровно через шесть лет. Всю войну и год после простоял у операционного стола, спасал, оживлял, вытаскивал с того света, заслужил ордена и медали. Вернулся в уже ставший родным Калязин и стал главным врачом больнички и хирургом одновременно. Снова послал запрос о местонахождении матери. Без ответа. Спас руку какому-то важному генералу, приехавшему к родителям в гости. Правую руку ему перебили в последние дни войны, и она висела плетью, постепенно засыхая, даже ложку ко рту не поднести. Дома отец уговорил показаться доктору Иннокентию – уж больно толковый, такие чудеса делает! Показался, Иннокентий предложил операцию, генерал рискнул, согласился и после двух операций, блестяще проведенных Иннокентием, получил почти полностью здоровую руку. Генерал, пораженный результатом, пригласил Кешу перебраться в Москву, в Главный военный госпиталь имени Бурденко, за который он отвечал и курировал в какой-то высшей инстанции.

– Такие, как вы, батенька, на вес золота! Вы ж настоящий профессор! – уговаривал он Иннокентия, не зная даже, что Кеша так и работает без высшего медицинского образования. Кеша ситуацию объяснил, генерал на это наплевал и документы о высшем образовании оформил, взяв грех на душу – достойный мужик был, не гнилой. «При чем тут бумажка? Тебя ж не бумажка лечит, а человек!» И в Москву перевез, чуть позже, в середине 50-х, дал целое отделение в институте, и Кеша уже не возражал. Начал спокойно работать. Снова на всякий случай отправил запрос, хотя понимал, что надежды нет никакой. Но через три года после последнего запроса получил уведомление со множеством штемпелей и печатей, что местонахождение гражданки Мещерской Марты Андреевны, 1887 года рождения, установлено, что она проживает по адресу: г. Москва, ул. Поварская, д. 52. Адрес Иннокентию показался странным – номер квартиры указан не был, – и он решил просто зайти проверить, что там, почему не написана квартира. Пришел. Проверил.

Марта сидела ошарашенная, встревоженная и умиротворенная одновременно. Она не понимала, что делать ей с таким огромным счастьем, не вмещалось оно в ее душу. Кеша, Кеша мой, две макушки, думала она, и перед глазами все равно возникал один из двух маленьких мальчиков, которого она держала на руках, утыкаясь носом в белокурую головку и вдыхая самый сладкий на свете аромат.