Двор на Поварской

Ангел в черном говорил бесстрастным, спокойным голосом, ничуть его не повышая, словно читал наизусть скучную, но очень важную книгу. Этот монотонный голос уничтожал сам по себе, убивал, звучал, как приговор перед расстрелом. Лидка безумно испугалась. Ангел закурил и замолчал. Он мощно втягивал дым, раздувая ноздри, а пепел непривычно стряхивал назад через плечо, на пол. Вроде как это делал совсем и не он. Втянув, наконец, всю сигарету в себя, ангел с усиками продолжил.

– Вы понимаете, что ваша дочь стала причиной серьезного международного конфликта, и поскольку она совсем еще малолетка, за такие дела должны отвечать родители. Это недосмотр, ненадлежащее воспитание, повлекшее за собой серьезный разлад на международном уровне. А если б ей было больше двенадцати, то сами понимаете, ее могли бы расстрелять на законных основаниях. У нас расстрел разрешен с двенадцати лет (вы, надеюсь, в курсе?). Сколько ей сейчас? – он, чуть прищурясь, посмотрел на Лидку и, казалось, даже чуть приулыбнулся, мерзенько и странненько, очень по-садистски.

– Семь…

– Нда, недотягивает девочка до двенадцати, совсем недотягивает. Но наказывать-то надо. Любое преступление должно быть наказуемо, так? Чтоб неповадно было. И это, заметьте, не просто правонарушение, это настоящее преступление, виновная совершила общественно опасное деяние!

Он что-то продолжал говорить и говорить, неестественно откидывая голову назад, но Лидка не могла уже различать слова, все перед глазами у нее поплыло, и она рухнула на дощатый пол.

Когда пришла в себя – у кого-то из соседей нашелся нашатырный спирт, – черного ангела смерти в комнате уже не было, он исчез, оставив после себя лишь горстку пепла на полу. Над ней нависли мама и Ароша с Идкой.

– Лидка, ну что ты, мы еле тебя привели в чувство! – Ароша сердито, но на самом деле с волнением стал ей выговаривать. – Сколько ж можно в бессознанке лежать? И ушиблась вон! – Он вытер рукавом кровь, которая сочилась из прикушенной губы. – Перепугала нас.

– Где он? – только и смогла спросить Лидка.

– Кто? – удивилась Ида.

– Ангел…

– Лидка, приди, наконец, в себя! Какой ангел? О чем ты, мать моя? – Поля уже сама начала нервничать. – Может, врача ей, а, Арош?

Ароша приподнял сестру и довел до кровати. Лидка лежала в полузабытьи и никак не могла прийти окончательно в себя, ей все чудился черный ангел в образе человека, она все спрашивала: «Где? Ушел? Он точно ушел?» Потом, когда немного обошлась и мама напоила ее крепким сладким чаем, Лидка рассказала о страшном визите.

– Нет, никого не было, ты была одна, – стала говорить мама. – Я сама чуть в обморок не упала: вхожу в комнату, ты лежишь на полу, а изо рта струйка крови. Что произошло, ты помнишь?

Лидка постаралась вспомнить каждое слово мужчины в черном. Все молчали. Ида закрыла рот руками, не в силах произнести ни слова, только хлопала своими большими глазами. А что можно сказать? Потом пошли к Зизишиной маме в соседний подвал. Да, был только что, ушел, сказала она, абсолютно белая, прозрачная и напуганная, как зверек. Стали думать, что делать. Думали-думали, но так ничего, конечно, решить не смогли. Ароша вдруг встал и вышел во двор, направляясь вроде на выход, но, не дойдя десяток метров до ворот, резко свернул налево, в подворотню, и сразу направо, в тупик. Постучал, ему открыли, и он скрылся за неприметной дверью. Побыл там с полчаса и вернулся домой, какой-то измочаленный и уставший.

– Всё, мам, не кудахчи, всё образуется, думаю. Лидка, слушай внимательно! Я поговорил с кем надо, обещали помочь. Объяснил им всю глупость ситуации. Девчонки-то при чем? Рабочие их сами и напугали. Тем более что простые рабочие у таких дипломатических заведений не работают. Схватили, испугали, наорали, конечно, тут не то что плач, вой поднимешь! В общем, уговаривал как мог, чтоб не трогали. Если надо, сказал, к Александру Александровичу Фадееву пойду просить. Но глупость же такая, зачем больших людей беспокоить, спрашиваю. Короче, обещали забыть. А вы теперь девок попридержите, чтоб не лазили, сами понимаете, чем такое может кончиться.

Про Фадеева это Ароша хорошо придумал, размышляла Лидка. Он и девчонок часто видел во дворе, когда выходил курить на длинный балкон Союза писателей. Махал им рукой, задавал простые вопросы, гордо вышагивал туда-сюда. Знает их, это хорошо. Может, заступится, не даст пропасть.