Читаем Двор на Поварской полностью

– Нет, спасибо, неудобно, я в следующий раз.

– Пойдем, говорю! Удобно, именно сейчас удобно! – Алла взяла за руку и потянула за собой большого, неуклюжего парня. – Только мы в подвале живем, ничего?..

– Меня испугать практически невозможно, – сказал Роберт, осмотревшись. – Под землей должно быть уютно, правда же?

Роберт удивился тогда, с какой легкостью его восприняли, как Лидка сразу побежала на кухню печь лепешки (тесто почему-то было заранее поставлено, будто знали), а баба Поля стала расспрашивать про учебу, про Петрозаводск, про родителей и младшего брата. И сидели долго, и ему не хотелось уходить, да и отпускать его никто не собирался. Он вдруг понял, как всю жизнь не хватало ему такой простой теплоты, таких обыденных звуков, такого восхитительного запаха пригоревшего масла, такой милой женской суеты вокруг. А когда ушел уже затемно, Поля подытожила:

– Лучится добротой. Редкий. На Илью Муромца похож.

– А глаза-то какие… Вот сразу видно человека! И грима на нем нет ни капли, – с улыбкой сказала Лидка.

– Какого грима? – Алла сначала даже не поняла.

– Естественный, простой, без двойного дна. Не то что Пупкин.

– Да ладно, сдался тебе этот Пупкин! На то он и Пупкин! Мы о нем забыли уже! Зато Роберт стихи такие пишет! Талантливый очень! – Алла попыталась свернуть разговор в сторону от такого детального обсуждения, но мама с бабушкой интуитивно чувствовали, что дело совсем не в таланте, славе или там деньгах – дочь привела к ним человека с такой огромной душой, что могло бы хватить на весь город.

– Светло от него. Вот и весь мой сказ, – улыбнулась Поля.


Таким Роберт впервые появился во дворе на Поварской. Начало 1950-х

Гнида

Вскоре все в институте стали говорить о скорой женитьбе Аллы и Роберта.

– Ты, говорят, на Алке собираешься жениться? – спросил однажды Гена, слишком приблизившись к Роберту и пуская «дукатный» дым ему в лицо. Имя он свое не любил и всегда мечтал, чтобы его хотя бы называли Геннадием, но это полное имя не держалось на нем, сползало, а детское Геночка прилепилось – не оторвать.

– Да, скоро, – ответил Роберт.

– Ну-ну, старик, ты подумай хорошенько, товар-то уже пользованный, лежалый, в прямом смысле слова, тебя это не смущает? – ехидно спросил друг.

– О ч-ч-чем ты?

– Ну, ты ж в курсе, что мы с ней гуляли, с результатом гуляли, она из этих баб, из близлежащих, – он приблизился к Роберту еще и стал с ухмылкой что-то шептать ему на ухо. Садистская улыбка извивалась на губах, а бесстыже-бесцветные глаза смотрели в пустоту. Роберт молча и сосредоточенно слушал, опустив взгляд, а потом, даже еще чуть приблизившись к Генкиному уху, тихо и совсем не заикаясь, сказал:

– Я бить тебя не буду, Пупкин, еще убью невзначай. А сидеть из-за тебя не хочу. Но знай, что ты – гнида. Таких давить надо.

Геночка присел, словно его слегка сверху пристукнули мухобойкой, недоуменно заиграл лицом и, секунду подумав, браво заржал:

– Да ладно, старик, я ж пошутил, надо же было проверить твои чувства, – Генка наигранно засмеялся и испуганно попытался все свести к шутке. – Мы ж друзья, старик, ты чего, в самом деле, поверил?

– Еще одна такая шутка, и раздавлю. Я тебя предупредил. – Роберт очень спокойно посмотрел в Генкины юродивые глаза. Тот не выдержал, взгляд отвел.

– Да понял я тебя, чего ты бешеный такой? Пойдем лучше выпьем!

– Пошел ты…

Они долго потом не разговаривали, но Алла все же помирила их.

– Геночка, ну что за сволочной характер у тебя, ну на хрена тебе надо было так пошло врать? – возмущенно спросила Алла.

– Я и не думал врать, я фантазировал! Я не могу без творчества даже в таких делах, – пытался оправдаться Гена.


Роберт, совсем молодой и только приехавший в Москву. Начало 1950-х


– Мудак ты, а не творец, – сказал Роберт. – Мог бы запросто друзей потерять. Да и жизнь заодно. Я еле тогда сдержался, чтоб не убить, – не то пошутил, не то на полном серьезе сказал Роберт.

– Ну ладно вам, ребят, кто старое помянет, тому и глаз вон! Пошли выпьем?

Свадьба

Свадьбу решили справлять в ноябре, пока еще более или менее свободно перед зимней сессией. Роберт сильно нервничал перед тем, как сообщить матери о предстоящем торжестве, зная, что отреагировать она может по-своему. Написал, что вот так и так, влюбился в замечательную девушку, однокурсницу, Алёной зовут, красивая, умная и очень добрая. «Не бывает такого, – был ответ, – чтоб и красивая, и умная, и добрая, и все вместе. Глупый, она ж окрутить тебя хочет, а ты от любви ослеп и не видишь ничего! От законной жены отказался и бросаешься на первую встречную!» – «Нет, мама, она не первая встречная, я ее люблю, я всё решил, женюсь».

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука