– Старшеклассницы сидят в центре зала, – тихо подсказала Наоко. – Но план рассадки меняется каждый ужин для того, чтобы научить нас непринужденно вести себя в любом обществе. Садись там, где увидишь свое имя.
Подруга направилась к своему столику, оставив меня одну. Я опустила глаза. В самом деле на каждом столике располагались маленькие карточки с вписанными на них изящным каллиграфическим почерком именами.
– Ой, простите, – я нечаянно толкнула проходящую мимо девушку.
– Ничего страшного.
Подняв глаза, я увидела, что это вовсе не девушка, а юноша в красивой куртке светлого оттенка грейдж[18]. Положив руки на спинку стула, он, очевидно, тоже нашел свое место, закрепленное за ним в этот вечер.
Под пепельно-русыми волосами симпатичные черты лица портил длинный шрам, идущий от уголка правой брови до щеки. Старая рана проходила всего лишь в нескольких миллиметрах от темно-синего глаза. Очевидно, он чудом не лишился его…
– Я ищу свое место, – улыбнулась я незнакомцу.
– Богатые и бедные – все мы ищем
Я замерла, охваченная беспокойством. Юноша упомянул бедных, потому что узнал меня? Нет, он выделил слово
Вызов в лазурных глазах, кажется, требовал ответа. Четверо девушек и юношей, стоявших вокруг стола, так же внимательно рассматривали меня.
Я узнала Серафину де Ля Паттбиз, ту самую, которая была шокирована отсутствием у меня грации в фехтовании. Теперь ее острый пристальный взгляд ждал от меня проявления хотя бы остроумия.
– В самом деле, месье, – ответила я, включаясь в игру. – Но, как говорит пословица,
Я собиралась было обойти юношу, но он продолжил:
– Ужин на кухне,
Я кожей почувствовала на себе взгляды присутствующих в зале, включая генерала и управляющую у входа.
Остальные пансионерки тоже замолчали, чтобы послушать «новенькую» и посмотреть, как та будет выкручиваться.
– Тогда это будет
– Но мы могли бы попроситься
– Черт возьми! Я просто ищу свое
– Вы это уже говорили. Мне кажется, что вы топчетесь
– Де Гастефриш, – процедила я сквозь зубы.
Невысокий молодой человек справа легонько толкнул меня локтем. Его черный бархатный наряд контрастировал с многоцветьем одежды других воспитанников. Даже ногти юноши покрывал черный лак. Голова из-за жесткого воротника была надменно поднята, каштановые волосы взлохмачены. Но темно-зеленые глаза излучали полное внимание.
– Ваш столик здесь, мадемуазель, – хрипло произнес он с легким иностранным акцентом.
Я перевела взгляд на карточку с моим именем. Наконец-то! Только радость была недолгой… Сесть посреди словесного поединка, когда все ждут от тебя блестящего ответа?
Я ломала голову, отчаянно блуждая взглядом по скатерти, пока не увидела свое отражение на поверхности оловянной масленки, отполированной словно зеркало.
Поддавшись внезапному вдохновению, я резко вскинула голову и продекламировала прямо в лицо блондину:
– Отведите глаза, месье, они тускло блестят, я не вижу в них своего отражения. Вас может ждать
Сидящие за нашим столом гости сдержанно поаплодировали, включая Серафину де Ля Паттбиз. На ее белоснежных элегантных руках сверкнули маленькие бриллианты. Напротив карточки
Я поспешила сесть, с облегчением отмечая, что разговоры в зале возобновились. Барвок, прихрамывая, удалился за дверь, увлекая за собой мадам Терезу, чтобы что-то обсудить.
– Вашей последней тирадой вы меня распяли, – бросил юноша со шрамом, присаживаясь рядом со мной. –
В его глазах вновь вспыхнул вызов, будто он желал броситься в рукопашную, несмотря на расточаемые комплименты.
– Однако вы допустили неточность. Я не имею графского титула, предназначенного для бессмертных. Я всего лишь шевалье…
На его карточке стояло имя:
– Никто не совершенен, Тристан.
Я одарила юношу сладчайшей из своих улыбок, давая понять, что словесный поединок закончен и он проиграл.
Демонстративно отвернувшись, я переключила внимание на юношу в черном бархате, сидящем справа, тому, кто любезно указал мне на столик. Быстро взглянула на карточку:
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Не за что. Тяжело быть иностранцем в «Гранд Экюри», знаю по себе…