Двор Тьмы

Иностранцем. Значит, как и Наоко, этот юноша приехал издалека. И его интеграция в местное общество тоже была нелегкой. В голосе и в глазах испанца чувствовалась печаль.

Нашу беседу прервали служанки с подносами. Передо мной поставили фарфоровую тарелку с ароматным супом-пюре. Краем глаза я следила за изящной Серафиной, чтобы не ошибиться в выборе приборов, расположенных вокруг тарелки.

– Диана, как вы находите этот суп-пюре из белых трюфелей Пьемонта? – поинтересовалась девушка. – Вкусно, не правда ли?

Она улыбнулась мне, наклонившись над тарелкой. Трудно было определить: ее приветливость искренняя или здесь таится подвох.

– Подождите, я попробую…

Я опустила ложку в дымящийся суп, с тоской вспоминая, как в детстве мы с мамой каждую осень ходили в лес за грибами. На Крысином Холме не росли белые трюфели, лишь обычные грибы. Но мне не забыть вкус маминого грибного супа…

– Мм, вы правы, Серафина, очень вкусно.

Правда в том, что после всех событий насыщенного дня я была голодной как волк.

Ложка наткнулась на что-то твердое. Гриб, который не смогли протереть? Я подняла ложку, чтобы лучше рассмотреть кусок в свете горящих люстр… Перед глазами появилось что-то липкое, мохнатое, волоски которого плавали в супе-пюре… Овальная форма, обнажившая четкие фрагменты кости… и длинные, желтые резцы, торчащие спереди.

Похоже…

…на голову дохлой мыши!

Гадкая находка плюхнулась в тарелку. Брызги супа намочили мое обновленное швеями платье. Послышались неодобрительные восклицания соседей по столу.

Содержимое желудка поднялось к горлу. Я выплюнула единственную ложку супа, которую успела попробовать.

Звонкий смех Эленаис хрустальным колокольчиком прозвенел по залу. Все взгляды устремились на меня.

– Так вот как вы привыкли ужинать в своем замке? – с издевкой пропела она со своего столика.

Воспользовавшись тем, что профессор куртуазного искусства покинул зал, она повысила голос, чтобы все присутствующие могли ее слышать.

– Удивительно. Но в то же время каких манер можно ожидать от серой мыши?

По тому, как девушка подчеркнула слово «мышь», я тут же догадалась, что отвратительная выходка – ее рук дело. Когда и как ей удалось, я не знаю. Но это точно была она!

Под общий смех, дрожа от стыда в забрызганном супом платье, я встала. Даже прислуга приостановила обслуживание, неодобрительно поглядывая на меня.

– Вы… вы положили эту вещь в мою тарелку, – запинаясь, произнесла я.

– Какую вещь? – Эленаис приторно улыбнулась.

– Не стройте из себя невинность!

– Не знаю, о чем вы. Сначала свинячите за столом, а после устраиваете нелепую сцену. Дьявол, научитесь вести себя! Ваша мать умерла, не успев обучить хорошим манерам?

Это была последняя капля. Конечно, Эленаис имела в виду настоящую мать Дианы, баронессу, умершую от лихорадки много лет назад. Но перед глазами ярко встал образ моей собственной мамы.

Убитой всего несколько дней назад!

Ради мнимого порядка Вампирии!

Чтобы богачки, вроде Эленаис, продолжали наслаждаться трюфелями!

Ярость заглушила стыд и разум.

Я схватила со стола самый острый нож, но в последний момент сдержалась, чтобы не метнуть оружие в мерзавку. Туда полетела солонка, которую я что было сил бросила через весь зал.

Годы практики стрельбы из рогатки научили меня безошибочно попадать в цель. Солонка приземлилась точно в тарелку с супом Эленаис, облив ее грудь и лицо.

Раздался пронзительный вопль красотки.

– Прекратить! – проревел, словно раскат грома, зычный голос.

Генерал. Лицо его над железным ошейником раскраснелось.

В приступе бешенства я не заметила, как он вернулся в зал вместе с управляющей.

Металлические конечности интенданта возмущенно щелкали, словно он больше не мог их контролировать.

Я промямлила извинения, незаметно сунув нож в карман платья.

– У меня ожоги, – охала Эленаис, прикладывая салфетку к своей длинной, молочного цвета шее. – Моя сказочная красота уничтожена навсегда!

Она, конечно, ломала комедию. Но в «Гранд Экюри», как и при Дворе, допустимо любое лицемерие.

– Гастефриш! Немедленно в кабинет Главного Конюшего! – приказала мадам Тереза.

* * *

Управляющая быстро цокала каблуками по безлюдным коридорам. Я едва поспевала за ней.

Наступил вечер. Вдоль стен горели свечи. Швейцарские гвардейцы не шелохнулись при нашем появлении.

Я попыталась объяснить мадам, что произошло, но она не желала ничего слушать.

Наконец, мы остановились перед большой, обитой кожей дверью, по бокам которой стояли два неподвижных охранника.

Мадам постучала три раза.

– Входите, – отозвался могильный голос.

Управляющая открыла дверь и толкнула меня внутрь.

Напротив нас стоял большой письменный стол из темного дерева. Мягкий отблеск отражался на двух бронзовых подсвечниках в форме вставших на дыбы лошадей.

За столом сидел мужчина с восковым лицом, одновременно жестоким и болезненным. Суровые черты казались вытесанными из камня: массивные желтые щеки, изрытые тенями. Выступающая челюсть, подчеркнутая маленькой жесткой бородкой под нижней губой. Внушительные плечи покрывал широкий плащ для верховой езды. Длинный черный парик с обильными буклями дополнял жуткую картину.