— Затем она прокляла Тамлина. И мой еще один заклятый враг стал единственной лазейкой, способной нас освободить. Каждую ночь, что я проводил с Амарантой, я знал, что ей всегда было любопытно, попытаюсь ли я убить ее. Я не мог использовать свои силы, чтобы навредить ей, а она защищалась против физических атак. Но на протяжение пятидесяти лет — всякий раз, когда я был внутри нее, я думал о том, как убью ее. Она не имела никакого понятия. Никакого. Поскольку я был так хорош в своем деле, что она думала, будто я наслаждался этим в равной степени. По этой причине она начала доверять мне — больше чем другим. В особенности, когда я доказал, что могу сотворить с ее врагами. Но я был рад делать это. Я ненавидел себя, но делал это я с радостью. Спустя десятилетие, я вновь перестал ждать того дня, когда увижу лица своих друзей или народа. Я забыл, как выглядели их лица. И прекратил надеяться.
Серебро заблестело в его глаза, и он сморгнул его.
— Три года назад, — тихо сказал он. — Я начал видеть эти… сны. Сначала они были мимолетными проблесками, словно я смотрел сквозь чьи-то глаза. Потрескивающий очаг в мрачном доме. Стог сена в амбаре. Кроличий сад. Изображения были туманными, словно я смотрел через матовое стекло. Они были короткими — редкие вспышки каждые несколько месяцев. Я о них даже не думал до тех пор, пока одним из изображений не была рука… Прекрасная, человеческая рука. Держащая кисть. Рисующая — цветы на столе.
Мое сердце замерло.
— И в тот раз, я отправил обратную мысль. О ночном небе — об изображении, что доставляло мне счастье, когда я в этом особенно нуждался. Открытое ночное небо, звезды и луна. Я не знал, было ли оно получено, но в любом случае попытался.
Я не была уверена, дышала ли я.
— Эти сны — вспышки этого человека, этой женщины… я ценил их как воздух. Они были напоминанием того, что где-то там на земле царил мир, был свет. Что существовало место и человек, который был в достаточной безопасности, чтобы рисовать цветы на столе. Они продолжались еще несколько лет, до… минувшего года. Я спал рядом с Амарантой и резко проснулся от того сна… этот сон был четче и ярче, словно туман наконец отступил. Она — ты спала. Я был в твоем сне, наблюдая за твоим кошмаром, в котором некая женщина перерезала твое горло в то время, как тебя преследовал Богги… Я не мог окликнуть тебя, поговорить с тобой. Но ты видела наш вид. И понял, что туман вероятно был Стеной, а ты… сейчас ты была в Прифиане.
Я видел тебя сквозь твои сны — и в тайне хранил эти изображения, снова и снова проглядывая их, пытаясь понять, где и кем именно ты была. Но тебя мучали ужасные кошмары, и эти существа принадлежали всем дворам. Я просыпался вместе с твоим запахом, и он преследовал меня весь день на каждом шагу. Но одной ночью тебе снилось, как ты стоишь среди зеленых холмов, наблюдая за костром в честь Каланмэя.
В моей голове не было ни единой мысли.
— Я знал, что было лишь одно масштабное празднество подобное этому; я узнал те холмы — как и знал, что ты вероятнее всего будешь там. Поэтому я рассказал Амаранте… — Рис тяжело сглотнул. — Я сказал ей, что хочу отправиться в Весенний Двор на праздник, чтобы пошпионить за Тамлином и посмотреть, посмеет ли кто-либо появиться там, чтобы заключить с ним союз. Мы были так близки к концу действия проклятия, что у нее началась непрерывная паранойя. Она сказала мне привести предателей. Я пообещал ей сделать это.
Он снова поднял глаза на меня.
— Попав туда, я смог учуять тебя. Поэтому я последовал за этим запахом и… и там ты и была. Человек — всего лишь человек, которого уводили те ничтожества, желавшие… — он покачал головой. — Я размышлял о том, чтобы убить их прямо там, но они толкнули тебя, и я просто… двинулся вперед. Я начал говорить, не имея ни малейшего понятия о том, чем были мои слова, важно было лишь то, что ты была там, и я прикасался к тебе, и… — он издал тяжелый вздох.
Его первые слова мне — ни капли лжи, никакой угрозы тем фейри держаться подальше.
У меня было смутное ощущение того, что мир ускользал из-под моих ног подобно песку, исчезающему с берега.
— Ты посмотрела на меня, — сказал Рис, — и я знал, что ты не имела понятия, кто я такой. Что я мог видеть твои сны, но мои ты не видела. И ты была лишь… человеком. Ты была такой юной и ранимой, и совсем не заинтересованной во мне, и я знал, что, если задержусь слишком долго, то кто-нибудь может увидеть нас и сообщить об этом ей, и тогда она бы нашла тебя. Поэтому я пошел прочь, размышляя о том, что ты будешь рада избавиться от меня. Но тогда ты окликнула меня, словно не могла отпустить, понимала ты это или нет. И я знал… я знал, что мы каким-то образом вышли на очень опасную тропу. Я знал, что могу никогда с тобой больше не заговорить или увидеться, или даже подумать о тебе снова.