Дворец для рабов

– И сожрут, – без энтузиазма в голосе сказал Данька.

– Вначале растерзают, на куски разорвут – не волнуйся, – Максим махнул рукой и прибавил: – Заживо. – Покосился на раненого и задумчиво проговорил: – Вот никогда не думал, будто скажу нечто такое, но завидую Родьке: он хотя бы ни черта не поймет.

– Отставить упаднические настроения, – велел Тим, отходя от окна и делая знак Даньке, чтобы тоже не стоял близко. – Идти на прорыв – глупость еще большая, чем ждать тварей здесь.

– По крышам на соседние дома? – предложил Максим.

– Соответствующего оборудования нет, – покачал Тим головой. – Даже если отыщем, Родьку бросать не будем до последнего.

– Да как ты мог предположить такое?! Я его на руках понесу!

– И мы лишимся еще одной мобильной стрелковой единицы? – Данька покачал головой и цыкнул зубом.

– Зато, пока лестницу проверял, я нашел замечательный такой спуск в подвал, – сказал Тим.

Максим поднял голову и прищурился.

– А это выход, командир, – задумчиво проговорил он.

– Куда? На тот свет? – спросил Данька. Он тоже отошел от окна, наступил на гнилую доску, и та с противным скрипом-стоном прогнулась вниз. Тим, вцепившись в плечо бойца, рванул его в сторону.

– На тот свет мы, скорее, отсюда отправимся, – сказал Максим. – Причем через желудки волкодлаков, из которых, как известно, тоже есть два выхода. Ты это, командир, если имеется хотя бы шанс, его нужно использовать.

– В нем можно забаррикадироваться и…

– Помереть с голоду, потому что оборотни не уйдут, – хохотнул Максим, – но, знаешь, эта идея нравится мне гораздо больше, нежели стать жратвой. Будем подыхать с голодухи, можем съесть Родьку.

– Фиг тебе, – донеслось от стены. Парень с трудом открыл глаза и просипел: – Я помогу, чем смогу.

В этот момент с наружной стороны послышался глухой рык. Старики утверждали, что именно с такой грозно-опасной интонацией звучал мотор некоего «Харлея» – железного мустанга и друга всякого свободного мужчины. Но Тим никогда не вдавался в подробности, для него звук ассоциировался только с одной, вполне конкретной кровожадной тварью.

– Окно! – выкрикнул он и потянул из-за пояса пистолет. До автомата пришлось бы идти, а времени на это не осталось. Тим предпочитал в разведку ходить налегке, гораздо больше доверяя осторожности, тишине и быстроте собственных ног, чем боеспособности автомата. Но и «макаров» в его руке был далеко не прост: выпуска какого-то лохматого года, но доработанный в плане большей убойности. Тварей он клал легко, а большего и не требовалось.

В следующий миг неплотно прикрытая жестяным листом рама затрещала под весом волкодлака, когти пропороли металл, словно старую бумагу, а в комнату всунулась уродливая лысая голова, покрытая редким серым мехом. Волосы росли клоками, кожа сморщилась и висела складками на щеках и шее. Там же виднелась зеленоватая плесень с воспаленными красными участками по краям. Тварь была старой и уже начала гнить заживо. Наверное, ей осталось всего несколько месяцев, но уходить на покой она явно не спешила. Вероятно, благодаря накопленному за долгую жизнь опыту она и догадалась подняться по стене. Хорошо еще, сородичи не последовали ее примеру, впрочем, волкодлаки никогда не отличались способностью к подражанию или любопытством. Если они видели потенциальную добычу, то неслись к ней. Если замечали, что соплеменники уже кого-то загоняют или жрут, присоединялись.

Тим всадил пулю в плечо твари, та взвизгнула и прыгнула вперед – в комнату. Припоздавшая автоматная очередь Максима зря изрешетила ни в чем не повинный лист и раму, наделав столько шума, что голова показалась колоколом или пустой кастрюлей, по которой со всей дури вдарили дубиной. Но прекращать пальбу было нельзя. В наступившей вслед за этим абсолютной тишине Тим увидел, как тварь дернулась, попятилась, капая отвратительной бурой жидкостью из изрешеченной пулями груди, запнулась о подоконник и сверзилась вниз. Глухой «шлеп» он не услышал, но ощутил вибрацию, прошедшую по всему зданию, потряс головой, и звуки неожиданно вернулись. Самыми громкими из них стали сначала взвизг, затем рык, а потом многочисленное «чав-чав», доносящееся снизу.

– Ща сблюю, – Максим сплюнул под ноги. – А как от нее воняет! Бя…

– Не хватает еще твои испражнения нюхать! – поморщившись, бросил Данька и обратился к Тиму: – Может, в соседнее помещение переберемся? Запашок тут…

– Не может, а непременно, – вздохнул тот, посмотрев на окно, распахнутое настежь и теперь открытое всем ветрам, непогоде и прочим не самым лучшим явлениям и созданиям природы нынешней планеты, истерзанной человеческим разумом, жадностью, глупостью и бессовестностью. Большую часть оконного проема занимало серое хмурое небо. Тиму оно казалось бездной, в которую даже не приходилось вглядываться, чтобы та начинала смотреть в ответ. Снизу виднелись худые голые ветви деревьев. Они тянулись вверх и в стороны, шарили многопалыми конечностями и, казалось, только и ждали, чтобы кого-нибудь проткнуть. – Я не любитель чистого радиационного воздуха.

Максим кивнул и, засунув палец под резинку противогаза, почесал подбородок.