Дворец Посейдона

— Вы должны простить мне ту минутную слабость, я тогда потерял рассудок… Вы оказались таким благородным, таким великодушным… мы с Майей — оба благодарим вас. Верно, Майя?

Его слова заставили меня насторожиться, Карло явно чего-то боялся. Ладно, допустим, все так, но я-то почему должна быть благодарна тебе? Или сам Карло за что благодарит тебя? Что же все-таки случилось?

Неужели?..

Но здесь моя мысль прервалась, и я опять прислушалась к тому, что говорил Карло.

Чем больше он говорил, тем яснее становилось, как он напуган. Сидел он на краешке стула, подавшись вперед, положив руки на колени. Когда он говорил, я не могла отделаться от чувства, что он ничего не видит, что у него вообще нет глаз на этом сером лице, лице смертельно испуганного человека. Страх заразителен. Меня тоже забила дрожь, руки стали ледяными, но я не знала, чего боюсь, и это было много хуже, страшнее… Одно я знала твердо — случилось что-то нехорошее, к чему и я была причастна, но как, каким образом — не знаю, и это ощущение вины тоже походило на страх.

— Мы с Майей — вечные ваши должники, — говорил Карло.

Я невольно протянула к нему руку, желая остановить его, словно сердце подсказала мне, что вот сейчас, сию минуту, он скажет что-то такое, что оглушит меня, уничтожит, убьет. И, наверно, инстинкт самосохранения поднял меня на ноги.

— Карло!

Карло мельком взглянул на меня, даже улыбнуться успел, и я услышала, как он сказал:

— Я слышал, вы нуждаетесь… Это ничего, это поправимо. Все мы — люди… — он сунул руку за бумажником, а я закричала, захрипела;

— Нет! Нет! Не смей!

А после все смешалось, ко мне бросились какие-то люди, что-то разбилось, я лежала на полу, и кто-то гладил меня по лицу мокрой рукой. Мне было очень стыдно и не хотелось вставать, вообще не хотелось больше жить…

Меня усадили на стул. Я не поднимала головы, но чувствовала, что ты смотришь на меня. Я сделала над собой усилие и прошептала:

— Простите… из-за меня вам… Простите…

Потом меня подняли, и я тряпкой повисла на чьей-то руке и сама все время думала: я и есть тряпка, самая настоящая…

Назавтра позвонил Карло. Сначала я не хотела говорить с ним, но потом поняла, что мне было совершенно все равно — говорить или нет.

— Здравствуй, Майя!

— Здравствуй!

— Почему тебя не было в университете?

— Голова болела.

— Я ждал тебя.

— Почему?

— Как это почему? — Карло помолчал и потом, повторил: — Ждал.

— Напрасно, — я держала в руках маленькое зеркальце и смотрела, удалась ли мне прическа.

— Майя, — сказал Карло, — все, что произошло вчера, — недоразумение.

— Наверное, — я подняла челку указательным пальцем повыше.

— Паскаль называл человека мыслящим тростником…

— Кто? — я как будто не расслышала.

— Паскаль.

— Да не может быть!

— Человек слаб, Майя.

— Одну минуту, — я встала, отнесла зеркало на стол, как будто не могла положить его там же, на кушетку, немного постояла перед большим зеркалом и снова взяла трубку. — Да, мы остановились на Паскале… — сказала я.

— Нет, мы говорили не о Паскале…

— Как же, — прервала я, — я точно помню, о Паскале.

— Не о Паскале, а обо мне!

— Но при чем здесь ты? — нашлю спросила я.

— Получается, что все кончилось за одну минуту. Так?

— Что — все?

— Все, что нас связывало, сближало… А я думал, ты способна быть другом!

— Человек слаб, Карло, — заметила я.

— Майя! — крикнул он.

— Не слышу! — я отнесла трубку далеко в сторону. И только спустя некоторое время спросила: — Что ты сказал?

— Что с телефоном?

— Не знаю. Хочешь, позвони завтра.

— Нет, послушай меня!

— Постой, кто-то стучит.

Я пошла на кухню, принесла оттуда кружку воды, полила цветок, стоявший на подоконнике, отнесла кружку обратно и снова вернулась к телефону.

— Почтальон! Так о чем мы говорили?

— Ты ошибаешься, Майя, ты допускаешь величайшую ошибку.

— Человек слаб, Карло.

— Потом ты будешь жалеть.

— Карло, какой сегодня день?

— Среда.

— А я думала, четверг, представляешь?

— Майя!

— Я слушаю, слушаю.

— Подумай хорошенько, я очень тебя прошу.

— Вот я уже подумала. Если хочешь, попроси меня еще о чем-нибудь. Я исполню три твоих желания. Как в сказке. Когда я была маленькая, с ума сходила из-за сказок. Всех просила рассказать… Ты помнишь, как у волшебного Цикары сломался рог?

— Понятно, — сказал Карло, — все ясно.

Некоторое время мы оба молчали.

— Карло! — позвала я.

— Слушаю! — сразу откликнулся он.

— Ты помнишь или нет?

— Что?

— Что у Цикары сломался рог.

— Я считал, что ты не похожа на других девушек. Ты и не похожа, но стараешься походить на них.

— Ты ошибаешься, Карло, я именно такая — глупая, легкомысленная, выскочка, и очень рада, что я такая!

— Ты не права, Майя. Ты очень умная, ты все понимаешь… — Я смеялась. — Я не должен был брать тебя с собой, ты такая чувствительная, отзывчивая, муравей показался тебе слоном.

— Я очень люблю слонов. Когда я была маленькая…

— Майя, попроси меня о чем угодно, я все исполню!

— Я хочу иметь десять платьев, пятерых детей, «Волгу», дачу и много друзей. А еще магнитофон «Зенит».

— Не смейся!

— Разве это смешно?

Мне вдруг ужасно надоело разговаривать с ним.

— Ладно, Карло, хватит, я занята.

— Майя, подожди…

— Жду.

— Мы ведь останемся друзьями?