Дворянин Великого князя

— Случайный попутчик, который случайно оказался прекрасным бойцом? Двое стариков и неизвестный молодой человек убивают пятерых опытных, хорошо вооруженных воинов, напавших к тому же внезапно из засады, а сами при этом не получают ни одной царапины?! Это, по меньшей мере, странная случайность! К тому же я не верю в могущество случая. Насколько я замечал, все в жизни имеет свою причину и свои следствия. Но как бы там ни было, этот человек нам помог, и будем считать, что вопрос исчерпан.

— Только что на Стародубскую дорогу поехал слуга Олельковича.

— Пусть едет. Мы ни о чем ничего не знаем.

— Ясно.

— Теперь вот что. Сколько у нас сейчас свободных людей из тех особых, кого обучал Крепыш?

— Шестеро. Нет, прости — пятеро. Шестого, Якова, мы послали в Горваль — сегодня к вечеру он должен проникнуть в замок.

— Отлично. Пусть трое из оставшихся немедля отправятся в Гомель и выяснят, где остановится Глинский. Пусть они проследят за каждым его шагом. Как он себя ведет, с кем будет встречаться, кому отправлять письма, куда поедет из Гомеля?

Один из этих троих пусть вернется завтра к вечеру и доложит, что удалось узнать. Двое другихпусть продолжают наблюдение, возвращаясь по одному каждый день.

— Хорошо.

— На сегодня все. Ступай, Юрок, отдохни.

Однако сам Федор не лег спать.

Появление загадочного незнакомца, который так вовремя пришел на помощь Глинскому, встревожило его. Он горячо молился, чтобы Макар и его люди успели спасти Глинского, и он искренне порадовался бы, если бы они сделали это. Но теперь спасение Глинского казалось ему подозрительным и вместо радости вселяло в его душу сильнейшую тревогу. Ни у Льва, ни у Михаила, ни у Ганса не было лука. Федор внимательно рассмотрел наконечник стрелы, которой был убит один из людей Олельковича и который привез Макар. В этих местах таких наконечников не ковали. Их изготовляли татары в южных областях. А кому, как не Глинскому, принадлежат все южные земли Литовского княжества? Кто, как не он, постоянно воюет с татарами? У кого еще столько татар на службе? Если это был человек Глинского, значит, князь заранее спрятал далеко в лесу своих людей. Значит, он подозревал неладное! Значит, был неискренен — а стало быть, способен на предательство! Возможно, в лесу Глинского ждал целый отряд, а услышав приближение Макара и его людей; все спрятались и только командир отряда остался вместе с Глинским. Это предположение прекрасно объясняет ту легкость, с которой были перебиты все люди Олельковича! Что, если все было именно так? Тогда… надо было давать Макару и его людям совсем другой приказ… Прямо противоположный тому, который был дан.

…И еще один человек не спал этой ночью в тереме на Ипути.

Всеми позабытый отец Леонтий сидел в своей скромной каморке в другом конце терема, далекий от ночных волнений князей, и при свете лучины писал какую-то бумагу.

Если бы кто-нибудь заглянул сейчас через его плечо, то увидел бы странную картину.

Перед священником лежала написанная четким убористым почерком грамота, адресованная протоиерею храма Святой Богородицы в Гомеле. Она содержала скромную просьбу отца Леонтия обновить в церковных мастерских несколько ветхих икон из храма в Белой. Грамота была закончена и подписана, но отец Леонтий аккуратно водил пером между строчек и, казалось, писал еще что-то, хотя перо его не оставляло никаких следов на бумаге.

К рассвету он закончил свою работу и прошел в соседнюю каморку, где спали двое церковных служек, которых отец Леонтий повсюду возил с собой для всевозможных услуг, необходимых ввиду его преклонного возраста. Одного из них он разбудил.

— Поезжай, Митя, в Гомель и отдай эту грамоту протоиерею храма Святой Богородицы в собственные руки. Князь Федор пожаловал сотню золотых на восстановление нашей Бельской церкви, и я немедля хочу приступить к этому богоугодному делу.

Через пять минут служка был одет и, спустившись во двор, отправился на конюшню. Когда, держа коня на поводу, он подошел к воротам, из терема вышел князь Федор. Служка низко поклонился ему, и князь спросил, куда он так рано едет. Митя дословно передал слова отца Леонтия, и князь, устало улыбнувшись, сказал:

— Мне бы его заботы. Пароль знаешь?

— Да, князь.

— Ну, счастливого пути!

Митя ускакал, а князь, поглядев ему вслед, медленно побрел на крутой берег реки Ипути и спустился к широкому валуну у воды.

Он долго рассматривал песчинки, которые еще вчера вызывали в нем столько размышлений, и вдруг почувствовал, что за сутки, которые прошли с тех пор, он стал совсем другим человеком. Лучше ли, хуже ли — но другим. …Наверное, хуже-Позади послышались быстрые шаги. Федор обернулся.

Князь Иван Ольшанский бежал вниз по откосу берега, и лицо у него было осунувшееся и тревожное.

Господи, еще с этим что-то стряслось. Князь Федор заставил свое лицо принять участливое и заботливое выражение.

— Что случилось, дорогой брат?

— Послушай, Федор! — запыхавшись, прошептал Ольшанский. — Я должен немедленно поговорить с тобой… Дело важное… для меня… для всех..