Дворянин Великого князя

— Я подумаю обо всем, что ты сказал, — произнес Медведев, — И знай если тебе или твоей дочери понадобится помощь, рассчитывай на меня.

— Давно я не слышал добрых слов и, честно говоря, от тебя их ждал меньше всего. Вдвойне спасибо. И ты на меня всегда можешь положиться. Никогда не известно, что может произойти в этой жизни. А пока прощай.

— Я провожу тебя до парома, но сперва поговорим с людьми, которые остаются.

Они вышли из дома и приблизились к телегам у ворот. Мужики сняли шапки и поклонились в пояс, некоторые женщины взволнованно перекрестились. Медведев внимательно оглядел своих первых подданных и негромко заговорил:

— Я еще раз подтверждаю свое обещание сохранить в тайне известную часть вашей жизни, никогда не попрекать вас за нее и не упоминать о ней. В ответ я хочу, чтобы вы все присягнули мне на верность и безусловное выполнение всех моих приказов.

— Будем тебе на том торжественно крест целовать, государь наш, — от имени всех ответил, низко поклонившись, Епифаний.

— С сегодняшнего дня вы начнете новую жизнь. Быть может, опасную — вы лучше меня знаете, что это за место; наверняка полную тяжелого труда — оглянитесь и увидите, сколько предстоит сделать; но, безусловно открытую, честную и благородную. Однако вы, кажется, намерены начать ее с помощью золота, добытого разбоем. Хорошо ли это?

Медведев поймал себя на том, что повторил риторический вопрос великого князя.

Лица мужиков вытянулись, и они напряженно переглянулись. Медведев продолжал:

— Полагаю — так негоже. Я совсем не против богатства, но оно праведно лишь тогда, когда нажито честным трудом, без ущерба ближним нашим. Потому первое мое для вас испытание такое: со мной останутся только те, кто откажется от своей разбойной доли.

Наступила мертвая тишина.

Наконец высокий чернобородый мужик крепкого телосложения, которого Василий раньше не видел, сделал несколько шагов вперед.

— А ты куда это, Гридя? — взволнованно спросил его Епифаний.

Гридя вынул из-за пазухи довольно объемистый тяжелый кожаный мешочек и, бросив его на землю, вернулся к телегам. За ним последовали остальные. Епифаний, кряхтя и сопя, последним избавился от своего мешка и виновато развел руками.

— Видишь, вот оно как выходит, Антипушка… Так что извиняй да забирай наши доли обратно, — он горестно вздохнул. — Пущай робятам больше будет. — И вернулся на место, вытирая глаза полой длинного кафтана.

— Нет, — спокойно сказал Антип. — Это ваши деньги, и вы вольны делать с ними что угодно. Хоть в Угру бросьте.

И вдруг в голове Епифания забрезжила мысль.

— А позволь, государь наш хозяин Василий Иванович, слово молвить. Что ж это у нас тут получается, ежели рассудить? Вроде как ничьи выходит деньги-то немалые эти? А ничьи деньги — они ведь чьи? — Он огляделся, но никто не ответил. — Вот то-то. Ничьи деньги — деньги Боговы. Давайте мы Господу нашему да пресвятой заступнице Богородице и Сыну и Духу Святому их и отдадим. Давайте-ка наймем мастеров славных, и пусть они нам прямо вот тут на холме, на берегу Угры, добрую церковь для спасения душ наших сирых построят. Чтоб было нам где грехи наши тяжкие замаливать да за будущее детей наших заступников святых просить.

— Ну что ж, — после секундного колебания сказал Медведев. — Может, это и неплохое решение, тем более что служителя нам уже обещали. Назначаю тебя, Епифаний, казначеем. Деньги пересчитай при всех, сложи вместе да храни как зеницу ока, потому что, как ты сказал, они уже не ваши — Боговы. А теперь попрощайтесь с Антипом и разгружайтесь, а я провожу его до парома.

Те, кто оставался с Медведевым, гурьбой подошли вместе с женщинами и детьми, и каждого крепко обнял и расцеловал разбойничий атаман. Тем временем, отойдя чуть в сторону, Медведев увидел издалека другую, не менее трогательную сцену прощания. Дверцы роскошной кареты распахнулись, оттуда стремительно выбежала одетая, как маленькая принцесса, Варежка и помчалась через луг, увидев гуляющего там князя Андрея. Он присел на корточки, открыв ей навстречу объятия, она бросилась в них и что-то горячо говорила, а он улыбался и кивал головой. Следом за Варежкой из кареты выкатилась кругленькая пухлая женщина; сердито крича и размахивая руками, она бросилась к ним, а Варежка, в последний раз крепко обняв за шею Андрея и весело, звонко смеясь, побежала обратно, увертываясь от толстушки, и так они бегали по лугу, пока не раздался резкий разбойничий свист и все поняли, что настала окончательная пора ехать.

Через час Медведев с Антипом были уже у парома возле монастыря. Василий обратил внимание, что, несмотря на все угрозы Иосифа, игумен беспрепятственно пропустил за рубеж весь разбойничий отряд, который был так тяжел и многочислен, что парому пришлось совершить пять ходок. Правда, еще не успел паром отчалить от берега в третий раз, как из монастыря выехал верхом монах и спешно отправился по медынской дороге. Наблюдая за всем этим и вспоминая разговор Иосифа с игуменом, Медведев подумал, что Иосиф очень скоро узнает о том, что Антип Русинов и его люди покинули земли Великого княжества Московского.