Дворянская дочь

Немного погодя, когда сестра померила у меня температуру и устроила меня поудобнее, Алексей сидел у моей постели, дрожа от волнения.

— Я не могу сказать, как я счастлив видеть вас вне опасности, Татьяна Петровна.

— Алексей, — я нежно посмотрела на него. Несмотря на плохо сидящий мешковатый костюм, он все еще носил математически аккуратную эспаньолку и имел вид ученого, который ничего не оставляет на авось. Это был все тот же надежный и приятный мне человек, кого я ощущала рядом в течение всех месяцев путешествия и моей душевной болезни. Он парил надо мной, как добрый ангел, ограждая от любой опасности.

— Алексей, дорогой, как я могу отблагодарить вас?

— Пожалуйста, не стоит меня благодарить. Все это прошло, забыто...

— У меня такие туманные воспоминания о нашем путешествии. Я думала, что мы едем в Польшу.

— На литовской границе шли слишком тяжелые бои, так что я решил ехать на юг Украины. Мы попытались прорваться в Подолию, где в случае необходимости могли рассчитывать на помощь в еврейских поселениях. Это тоже не удалось. И вместо этого, пропетляв по огромному пространству и пережив самые нелепые приключения, мы оказались здесь, в Крыму.

— Я хочу услышать обо всем этом. Но сначала скажите, что вы знаете о смерти моего кузена Стефана? — Алексей нервно заерзал в кресле, а я добавила: — Вера Кирилловна сказала, что вы можете подтвердить ее слова.

— Вера Кирилловна! — Алексей с трудом сдерживал свои чувства. — Она могла бы сдержаться, пока вы не окрепнете.

— Я достаточно окрепла. Так что вы знаете?

— Бандиты захватили и ограбили вашего брата, вот и все. Потом они расстреляли его вместе с другими пленными. Дурацкая и нелепая смерть, вполне достойная этой дурацкой и нелепой гражданской войны. Я глубоко сожалею, но вы ведь уже пережили смерть князя Стефана раньше. Можете пережить ее и снова. А ваша задача теперь — жить! — За стеклами очков его глаза вспыхнули прежним огнем.

— Я знаю это. От жизни нельзя отказаться, но она кажется такой скучной, такой... бессмысленной, — говоря эти слова, я понимала, что это было не только эгоистично с моей стороны, но и жестоко. Разве не было у Алексея причин думать, что он мог бы придать новый смысл моей жизни? И не поддерживала ли я своим молчанием эту веру?

— Как вы можете говорить такие вещи, Татьяна Петровна? Есть знания, есть великая музыка, искусство, есть красота в природе, — Алексей тактично не упомянул никого персонально.

Я посмотрела в окно. Сквозь длинные муслиновые занавески и каменную балюстраду балкона синело море, такое же, как небо на расписном потолке в моей комнате. Да, Алупка была щемяще красива. Но не была ли красота мира насмешкой и тяжким бременем?

— Покуда у нас есть деятельный ум, жизнь не может быть бессмысленной, — продолжал Алексей. Но я-то жила сердцем, а не умом! Да и сердце без Стиви было живым лишь наполовину.

— Вы хотите, чтобы я ушел?

— Нет. — Я нуждалась в его присутствии. У меня остался только он! — Лучше расскажите мне о нашей одиссее. У меня такое впечатление, что я провела некоторое время в больнице.

— Да, это так, — охотно начал Алексей. — Покинув Петроград, мы шесть с лишним недель оставались в Пскове, в больнице, которой руководит мой бывший студент. Вам был нужен кислород, и вы были не в состоянии путешествовать. Прежде чем вы поправились, городской комиссар по здравоохранению стал проявлять слишком большое любопытство к вашей персоне. Мы поместили вас в санитарный поезд Балтийского фронта только для того, чтобы снять вас на границе и переправить в Смоленск. Оттуда в Киев через Курск мы добрались по железной дороге в конфискованном частном вагоне — он вполне мог быть вашим, Татьяна Петровна, — по приглашению жены генерала Красной Армии, моего однокашника по университету. В Киеве, благодаря ее услугам, я получил охранное свидетельство на границу польской Галиции — разрешение на выезд. Я подумал было, что мы в безопасности, однако в тех местах было неспокойно.

Алексей закинул ногу на ногу и по привычке поддернул отсутствующие стрелки на своих смешных, не по размеру больших брюках.

— Большевики, — продолжал он, — только недавно разбили войска сепаратистского правительства Рады, созданного с помощью немцев. Украинские партизаны, которые были довольно активны, взорвали мост через Буг. Когда наш поезд остановился у реки, они напали и захватили его. Как Иосифа Гольдшейна, еврейского комиссара здравоохранения, меня собирались кастрировать и повесить на ближайшем дереве. Как я благодарен моей матери за то, что она обратила меня в баптистскую веру! Когда партизаны увидели, что мне не сделано обрезание, они поверили, что мой еврейский паспорт — лишь маскировка, и отпустили нас на свободу, правда, избавив меня от большинства моего имущества.

— Но, надеюсь, не от вашей драгоценной скрипки Страдивари? — перебила его я.

— Слава Богу, нет! Наши партизаны не поняли, насколько она ценна. Они забрали мою одежду, даже мои туалетные принадлежности. Вера Кирилловна по доброте снабдила меня вновь всем, что смогла найти, — печальным жестом Алексей показал на свой костюм.