Дворянство. Том 2 (СИ)

— Разумеется. О нем знают лишь колдуны, да и то не все. Это наследие старого мира, тех времен, когда чародеи заигрались с могуществом, которое давала жестокая магия крови и смерти. Заигрались, едва не уничтожили мир и были остановлены.

— Посланником и Пророком? — уточнил Раньян. Наставник не удостоил его ответа, продолжив мысль:

— Парадокс Штайна это инструмент, точнее закон мироздания, который не позволяет чародеям управлять временем. У парадокса много проявлений и аспектов, иногда они даже противоречат друг другу. В частности он устанавливает правило: то, что предвидено чародейским способом, сбыться не может. Во всяком случае, так, как увидел провидец. Если ты чуть-чуть приподнял завесу над грядущим, изменения тоже будут крошечными. Незначительными. Но чем дальше обзор, чем шире охват…

Мастер вздохнул и умолк.

— Не верю, — сказал после долгой паузы Раньян. — Не верю, что маги не пытаются обойти этот самый… парадокс.

— Конечно, пытаются, — ухмыльнулся Пантин. — Некоторым даже удается. Или они так думают. Но я в подобные игры играть не могу, — добавил он уже серьезнее. — Я столько задолжал миру самой своей жизнью, что лишнее слово может столкнуть камешек от коего произойдет лавина. Понимаешь? А впрочем, даже если не понимаешь, все едино.

Раньян помолчал немного, осмысливая, затем осторожно предположил:

— Должно быть, страшный это был мир… мир, где верховодила магия. Где можно было управлять силой превращения живого в мертвое и владеть даже временем.

— Он был другим, — передернул плечами Пантин, будто замерзнув. — Просто другим. Хотя более цивилизованным, это уж точно.

Раньян задумался, надолго и крепко. Затем наставник и бывший ученик обменялись еще несколькими фразами, а после разошлись. Бретер направился по следам Хель, к поезду, где — одновременно близкий и недосягаемый — путешествовал его сын, беспомощная фигура в игре королей, способная, тем не менее, изменить ход всей партии одним лишь присутствием на доске. А фехтмейстер ушел к скромному лагерю новых попутчиков, готовясь, как и прежде, с отстраненным любопытством наблюдать за причудливым, непредсказуемым путем, который совместно изберут Случайность, Судьба и Воля.

_________________________

Говоря о «ярмарке невест» Раньян имеет в виду первый бал для юной аристократки. Не помню, писал ли я об этом раньше, но даже если писал, напомню: это были не только веселье, драйв и энергия молодости, но и суровый краш-тест для дебютантки. Если она оставалась без внимания и приглашения, на том светская жизнь (а главное — поиск выгодного жениха!) легко могли завершиться. Отсюда страдания Наташи Ростовой в знаменитой сцене — девушка не просто хочет танцевать, она понимает, что в эти минуты решается ее судьба. В принципе эта практика больше характерна для Нового времени, однако не только лишь товарищу Сапковскому вольно упарываться постмодернизмом.

Глава 8

Прошло несколько дней.

Снова потянулся долгий путь, час за часом, день за днем. Местность вокруг ощутимо изменилась, явственно показывая обжитость и стабильное увеличение плотности цивилизации на квадратный километр. Леса, даже хиленькие и кустарниковые, почти вывелись, уступив место рощицам и садам отчетливо сельскохозяйственной направленности. По крайней мере, раз в день на пути встречалась речка, обычно под каменным мостом. Дороги с тропками да тропинками вились, пересекаясь, ткали паутину торговой жизни королевства. Елена год с лишним тому назад уже пересекла значительную часть континента, но в ту пору она старалась избегать значимых трактов и больших городов, так что наблюдала в основном типичные грунтовки. Здесь же фундамент дорожной сети составляли более продвинутые «колейки», у которых продолбленные в земле тысячами колес выбоины засыпались гравием. Получалось нечто вроде железнодорожной трассы, которая сохраняла относительную пропускную способность и после дождей — бича дорог попроще.

И опять же, по крайней мере, раз в день (а на мосту — всегда) попадался шлагбаум со сторожевым постом для взимания какой-нибудь частной подати. Королевский поезд и дворяне, разумеется, никому ничего не платили, но теперь Елена лучше понимала стенания ночного визитера, который вопиял о поборах и всяческом ущемлении предпринимательства. Женщине казалось странным, что Ойкумена с одной стороны уже дошла до имперской централизации власти (пусть и формально), с другой же сохраняла феноменальную раздробленность торгового пространства. Приходилось регулярно напоминать себе, что здесь не Земля и, в сущности, пришелец из другого мира не представляет, как на самом деле устроена Империя — кругозора не хватает.